Отправив часть моряков на ремонт пути, Никулин вместе с Крыловым занялся допросом пленных. Крылов учился во второй ступени, сдавал немецкий язык и кое-что помнил. На счастье, и среди немцев нашелся один, с грехом пополам говоривший по-русски.
Подошел Захар Фомичев, посерел, взглянув на немца.
— Эх, разговаривать еще с ними!.. В расход их!
— Почему ты здесь? — строго обрезал Никулин. — Приказа не слышал — путь исправлять?
— Сейчас пойду. А сотню свою я все-таки разменял сегодня! Девяносто семь осталось…
И ушел — большой, нескладный, грузный, похожий на медведя.
Результат допроса коренным образом изменил планы Никулина. Выяснилось, что напавший на поезд немецкий отряд — это воздушный десант, высаженный немцами с целью обрыва наших коммуникаций. Пленный сказал, что в овраге, близ места высадки десанта, спрятаны парашюты, пулеметы, радиостанции. Остатки десанта, рассеявшиеся по округе, могли использовать это снаряжение.
К полудню путь был исправлен. Главный пригласил моряков садиться в вагон.
— Нет, — сказал Никулин. — Мы задержимся немного. Поезжайте. Счастливый путь!
Он передал машинисту краткое донесение с просьбой передать военному коменданту ближайшей станции. Прощались сердечно. Машинист перецеловался со всеми моряками, даже, прослезился…
Лес встретил моряков светлой, прозрачной тишиной. Свежо и крепко пахло увядающим летом, сыростью, недавно прошли дожди, и мшистая земля неслышно принимала шаги. Дубы стояли еще зеленые, клены только начинали краснеть, а липы были уже насквозь золотыми и щедро осыпали свою листву. По-осеннему пересвистывались синицы, по-осеннему стучал дятел; на поляне в косых солнечных лучах горела оранжевым пламенем рябина, вокруг суетились, кричали дрозды, склевывая горькие ягоды.
К оврагу пришлось пробираться сквозь густые заросли боярышника, бересклета, шиповника и орешника. На самом дне под наваленными ветками моряки нашли парашюты, ящики с боеприпасами, пулеметы, гранаты, ракеты, две походные радиостанции, мешок с посадочными знаками…
Никулин задумался, поджал губы.
— Сто шесть парашютов, — сказал он. — Ты слышишь, Фомичев? Восемь пулеметов. Фомичев, слышишь?
— Слышу.
— Ну и какое же твое мнение?
— Мнение простое. Значит, было их сто шесть человек. Шестьдесят восемь мы положили, двенадцать взяли в плен, двадцать шесть осталось недобитых. Вот и все.
— Да я тебя не об этом спрашиваю! — рассердился Никулин. — Подумаешь, профессор нашелся, а то бы, я сам без тебя не мог сосчитать. Я тебя о пулеметах спрашиваю!
