— Ну почему наскоком? Мы давно ведем этот разговор.
— Нет, нет, Вениамин, в другой раз как-нибудь. Еще представится случай. Мы ведь соседи теперь!
Но Кандидат уговаривает меня:
— Люба, я очень прошу! Это ведь тебе совсем не трудно. И, поверь, ни к чему не обязывает… Я специально ставлю на этом акцент — ни к чему. Понимаешь, я просто хочу показать маме, с какой хорошей девушкой дружу. Порадовать хочу пожилого человека. Мы покажемся ей, обменяемся парой фраз и все. Никакого официоза.
— Ну хорошо. Если только парой фраз… — наконец сдаюсь я.
И мы едем по направлению к центру.
Скоро приезжаем в красивейший из районов Петербурга; район этот я неплохо знаю, поскольку много раз прогуливалась по нему. Здесь недалеко канал Грибоедова и знаменитый храм Спаса на Крови, воздвигнутый на месте гибели государя Александра II. В одном из старинных очень престижных и дорогих четырехэтажных домов на втором этаже — семикомнатная квартира Кандидата «с мамой и двумя служанками».
Входим в подъезд, поднимаемся по широкой лестнице с массивными мраморными перилами. На лестничной площадке между первым и вторым этажами Кандидат останавливается. До меня тут доходит, что останавливается он, чтобы отдышаться. Одышку свою он не может от меня скрыть, хотя и пытается. Глядит на меня как-то виновато, тяжело переводит дух.
И проводит отвлекающий экскурс:
— Тут, Люба, мы живем недавно — года полтора. А раньше жили в «хрущевке». Дом этот непростой. Кто тут только ни обитал!.. И какой-то архитектор российский, и профессора Академии, и старой школы врачи, и даже, говорят, генерал, один из героев Шипки…
Я осматриваюсь, но, кроме лестницы и перил, ничего не вижу:
— А сейчас?
Он уже как будто отдышался:
— О, сейчас тут полнейший интернационал! Я уже познакомился кое с кем. На первом этаже — поляк какой-то, на втором, напротив меня — финн, выше — латышская семья. Еще — черные какие-то недавно появились. Не знаю, что за фирма. Но, кажется, торгуют на рынке. Деньгами сорят, подлецы…
Мы поднимаемся дальше. Я оглядываю огромные ажурные окна, богатую лепнину под потолком. Каблучки мои постукивают по стертым мраморным ступеням, стук уходит по лестнице вверх и возвращается помноженный эхом.
— Красиво! — восклицаю я. — Умели строить в старину.
Мы останавливаемся у высокой двери — она под потолок, наверное, в два моих роста. Обита дорогим черным дерматином. Бронзовая ручка с головой льва.
Кандидат открывает дверь большим ключом. Пропускает меня вперед. Но я не спешу проходить. Трогаю дверь, которая так впечатлила меня. Она очень тяжелая, наверное потому, что дубовая, — у меня едва хватает силы, чтобы сдвинуть ее.
