«Когда же я впервые села к нему в машину?»
Ах, да! Это было в тот грустный день, когда меня вновь обошли квартирой…
Квартир выделили на театр три или четыре. Одна из них — однокомнатная. Петр Петрович обнадежил меня: он не видел более достойных претендентов, чем я, на эту маленькую квартирку. Но директор взял ее себе — всеми правдами и неправдами (ходили слухи, что даже не себе, а племяннице, но я никогда не верила слухам!).
Я забилась в приемной в темный уголок за фикусом и сидела там тихо, и жалела себя, жизнь свою неудалую вспоминала. Не плакала, нет. Крепилась.
Петр Петрович меня успокаивал:
— Очень трудные времена, Люба. Сами знаете, как сейчас с квартирами. Ну потерпите немного. Может, что и изменится. Вы же одна — можете и потерпеть…
Сам того не сознавая, он давил мне на больное место. Быть может, я потому и была одна, что к двадцати семи годам не имела жилья, не имела собственного очага, возле которого мог бы задержаться кто-нибудь достойный.
И тут дерзкая мысль явилась мне:
«Но разве я одна? А как же тот, что ошивается под окнами день и ночь? Который только и мечтает, что обо мне да как бы окружить меня всевозможными благами? Уж у него-то есть, наверное, квартира! Не домик Тыквы из спектакля «Чиполлино».
Ни слова не сказав Петру Петровичу, я вышла из театра.
Я увидела на обычном своем месте лимонного цвета «мерседес». Я подошла к машине и распахнула дверцу. Кандидат в этот момент ел большой бутерброд (он не страдал отсутствием аппетита); при виде меня он едва не поперхнулся. Он потерял дар речи. И только сидел с открытым ртом и смотрел на меня вопросительно.
Я рассмеялась:
— Ну, что смотришь? Поехали…
Он поехал прямо — куда глаза глядят. Он ехал медленно, он настороженно взглядывал на меня. Видимо, боялся меня в этот момент — не знал, что от меня ожидать.
Я спросила его:
— Что молчишь? У тебя есть квартира?
Глаза его округлились от удивления:
— Сразу ехать на квартиру?
Я опять рассмеялась, я была зла, возбуждена:
— Нет, я не это имела в виду. Едем мы сейчас в ресторан. Но очень хочется знать, какая у тебя квартира.
— Нормальная, — он начинал приходить в себя, в глазах его быстро появлялась прежняя самоуверенность. — Нормальная квартира! В семь комнат. С мамой и двумя горничными — приходящими по будням.
— С горничными? — опешила я.
— Ну, конечно! — удивился он. — Мама что ли будет убирать эти семь комнат? Или я?
Я бросила незаметный взгляд на его живот.
«Действительно! Тебе, пожалуй, и наклоняться-то трудно — не то что в семи комнатах убирать».
