Мне пришлось выразить молчаливое удивление. Все дело в том, что такого приема я не ожидал. Он долго и сердечно жал мне руку. Я не противился.
— Ну как? — продолжал Борено, владелец деревообрабатывающего, лесопильного и прочих предприятий. (Во рту блестели золотые коронки.) — Ну что, не узнаем прежних друзей? Когда старина Кудера позвонил мне и сказал, что какой-то чокнутый по имени Нестор Бюрма хочет видеть меня по поводу моего знакомого старьевщика, я ответил, что приму тебя с удовольствием, но ведь я не мог сказать ему все, этому славному доктору, не так ли? Ну, теперь-то ты вспомнил? (Он выпустил мою руку из своей, но это не высвободило мой интеллект.) Ну же, ты ведь сыщик! Фамилия ввела тебя в заблуждение. Да, когда мы познакомились, меня звали не Борено.
— Боже мой! — воскликнул я. — Бернис! Камил Бернис!
Он прижал палец к губам:
— Тсс! Не так громко. Камил Бернис мертв и похоронен. Не будем возвращать его к жизни. В действительности он и не существовал никогда.
— От вас можно спятить, — проворчал я. — Вы все меняете фамилии, как перчатки.
Он ухмыльнулся.
— Нет, постой. Моя настоящая фамилия никогда не была Бернис. Моя настоящая фамилия — это та, которую я ношу сейчас… и достойно: Шарль Борено. Среди анархистов, где нет особенно любопытствующих и где не требуют документальных свидетельств, меня называли Бернисом. Отчасти из-за семьи, отчасти по другой причине. Когда я… остепенился, я стал жить под своей настоящей фамилией.
— Очень хитроумно, — согласился я.
— Да.
Он вздохнул, подошел к окну и посмотрел во двор. Рабочие внизу митинговали.
— Надо быть очень хитроумным, — продолжал он, — чтобы победить в споре этих парней.
Он резко обернулся ко мне:
— Я стал капиталистом, старик. Я унаследовал это предприятие, реконструировал его и сделал процветающим. Нельзя поджарить яичницу…
— Знаю, знаю: не разбив яйца.
Он сжал челюсти, лицо его приняло агрессивное выражение.
— Убеждения меняются. Может, тебе не нравится то, что я говорю.
— Ну, знаешь…
Он улыбнулся:
— А ты-то… стал сыщиком.
— Частным сыщиком. Есть небольшая разница.
— Пожалуй. Черт возьми! Давай сядем. В нашем возрасте уже не вырастешь.
Он сел за стол. Я подвинул к себе кресло и устроился в нем. Он закурил сигарету и стал вертеть в руках нож для бумаги. В соседней комнате долго звонил телефон.
— Я часто встречал твое имя в газетах, — сказал он.
В дверь постучали.
— Войдите! — резко сказал он.
Секретарша-штрейкбрехерша просунула в дверь свою смазливую физиономию.
