От легенды до легенды | страница 12



Герои по домам вернулись
И нагуляли аппетит.
Устав от славы, лесть изведав,
Не платят уж на вес аэдам.
И только я еще в пути.
Ушедшее распалось тленом,
Вновь Менелай живет с Еленой,
И слух как будто поутих.
Но царь за сплетню сердце
вынет,
И взор царицы так невинен…
Что до меня?.. А я в пути.
Судьба нальет нам чашей
мерной:
Вот сгинул гордый Агамемнон
В тенетах женских паутин.
Но скоро по законам мести
Орест отплатит Клитемнестре.
А я по-прежнему в пути.
На небе звезды ярче меди…
Известий нет о Диомеде.
Но тот, кому обман претит,
За трон не сможет побороться —
Отторгнет Аргос инородца.
А я уже давно в пути.
Под сенью кипарисных арок
Кропает Нестор мемуары.
Словесный множится утиль,
Забыть — не помнить — сердце
молит.
Он видит зарево над морем…
Лишь я пока еще в пути.
Заря в полнеба разгорелась.
Уж Телемах встречает зрелость,
Отца надежды воплотив.
Поет прибой с тоскою древней.
Жена, устав, над прялкой
дремлет…
Что там со мною? Я в пути.
Вновь берег дик, оливы хилы.
Забудут подвиги Ахилла,
Какую цену ни плати.
А слава что? По ветру прахом?
Ведь дом стоит, надел был
вспахан.
И только я еще в пути.
Давно эпоха отгремела,
Что ныне дела до Гомера
В обилье новых перспектив?
Но миф не завершен доселе —
Проклятьем имя Одиссея.
Я, как века назад, в пути.
Татьяна Юрьевская

Владимир Свержин

(с благодарностью Цунами Сану)

Амбула

Смоквы, именуемые восточными дикарями инжиром, были очень вкусными. Парис забросил в рот сочный плод и с удовольствием ощутил его сладость.

«Жизнь — отличная штука, — разгрызая попавшую на зуб косточку, подумал он. — А когда ты — царский сын в благословенной земле, так и вовсе замечательная!»

Юный охотник поднял глаза в небесную синь.

Как восхитительно быть молодым и полным сил, как славно вместе с братьями мчаться на колесницах, запряженных быстроногими парфянскими жеребцами, как весело пускать стрелы в переполошенную дичь! «Еще один удачный выстрел!» Впрочем, разве дело в этих птицах? Его пальцы трепещут от азарта, когда уходит с тетивы круторогого лука легкое оперенное древко с бронзовым наконечником.

— Любезный юноша! — вдруг раздался откуда-то сверху тихий женский голос. Слышалось в нем шуршание осенней листвы, потревоженной Бореем, богом северного ветра. — Сделай милость, подай клубочек — вот незадача, куда-то вниз укатился.

Парис удивленно поглядел вверх, откуда доносился призыв о помощи.

На уступе скалы, локтях в двадцати над головой троянского принца, скрестив ноги, расположилась, всматриваясь в растущие у подножья скал кусты, сухонькая морщинистая старушка. Пряди ее серебристых волос были забраны в аккуратный узел на затылке, скрепленный золотым гребнем.