Родичев. Что же, и там нормально. Жизнь идет.
Ковалев. Ясно. В письме ты угрожал серьезным разговором. Я готов.
Родичев. Зачем же угрожал? Встретиться хотел, поговорить. (Задушевно.) Соскучился...
Ковалев(сдержанно) . Хорошо, если так.
Родичев. А как же иначе? Только так.
Ковалев. Бывает и по-другому. О чем разговор?
Родичев. Что торопишься?
Ковалев. Не я тороплюсь.
Родичев. Держишь ты родственников в трепете.
Ковалев. Мне только родственниками и осталось командовать.
Родичев. Не ершись. Не для того встретились.
Ковалев. А для чего?
Родичев. Хотел рассказать тебе... ну, о виноградниках твоих.
Ковалев. Им что, мое имя присвоили?
Родичев. Присвоить не присвоили, но называют ковалевскими. В голой степи вымахали — глаз не оторвешь.
Ковалев. Читал в твоем письме.
Родичев. В письме всего не скажешь. А ты тоже вроде думаешь о них?
Ковалев. Откуда такая информация?
Родичев. Родня сообщила.
Ковалев. Жена?
Родичев. Сестра жены. Книгу пишешь или статью какую? Давай издадим в области?
Ковалев(смутившись) . Болтают ерунду... Ничего я не пишу.
Родичев. Пишешь. Даже рукопись прячешь.
Ковалев(с усмешкой) . Ты что, за рукописью приехал?
Родичев. Ты вроде и не рад встрече?
Ковалев. Если б не рад, не ждал бы столько дней!
Родичев. Павел, а не поехать ли тебе к нам?
Ковалев. Куда?
Родичев. Ну, виноградники посмотреть... Может, прибавилось бы что в рукописи?
Ковалев(раздраженно) . Да брось ты рукопись! Брось! Нет ее!
Родичев. Как нет?
Ковалев. Ты что, с бумагой приехал встретиться или со мной?
Родичев(теряя спокойствие) . На кого сердишься? Скажи. Павел, на кого?
Ковалев. Ни на кого.
Родичев. Что с тобой происходит? Объясни мне.
Ковалев. Ты на улицах Москвы запах бензина (с особой интонацией) чуял?
Родичев(повторяя интонацию Ковалева) . Чуял.
Ковалев. А я двадцать лет чуял, жил этим! Вы скоро убирать будете?
Родичев. Готовимся.
Ковалев. Хожу по бульварам, думаю... А перед глазами... пшеница. Поля. Комбайны. Тракторы. Двадцать лет — это срок! Весна... Каждая весна — посев. Двадцать весен! В дождевиках. В сапогах. На «газиках»... Бригадиры. Звеньевые. Люди. Не выбросишь из сердца. Тебе не понять! Ребенок плачет, когда от груди отнимают... А у взрослого дело? Смеяться должен? Лезгинку танцевать? Мы пришли в тяжелые годы. Сменили тех, кто в тюрьмах да в ссылках погиб. Когда вырубили стольких людей! И каких людей?! Теперь-то все понимаешь! Разве от этого не горько? Разве не болит сердце! А разве мы не ходили под смертью? Сколько честных коммунистов в размол пустили?
