Пустырь Евразия | страница 49
Следом за матерью, не очень удачно подражая ей в величавости и плавности походки, вошел Петруша. Ничего в его облике не было от грубой властности Бормана, он был вылитая Белла. Споткнувшись у входа о ковер, он выругался тихонько, увидел посторонних и в первый миг метнулся было бежать, но потом сладил с собой и уставился на пришедших с той особой скабрезной наглостью испорченных подростков, которые опасаются, что их проделки будут раскрыты. Руки он сперва держал перед собой, потом опустил по швам, потом мучительно заломил за сутулой спиной так, что суставы хрустнули, и, наконец, засунул с облегчением в карманы и тут же успокоился несмотря на гневные взгляды матери.
На Авенира Петруша едва глянул. Особые опасения внушил ему грузный Монумент, по-хозяйски устроившийся в отцовском кресле и попыхивавший сигарой, утопая от неопытности в клубах дыма подобно паровозу или домне. Он даже на всякий случай бочком перебрался в другой конец залы, за спину матери, будто побаивался кулачной расправы. Белла с величавой гордостью орлицы созерцала свое неоперившееся чадо.
— Спасибо, что вызвались помочь нам,— заговорила она.— Смерть моего мужа… Отца Петруши,— поправилась Белла под мрачным взглядом Отца Никона,— огромный удар для всех нас, от которого мы не скоро оправимся. Мальчик до сих пор не в себе. Юрий Карпович, царствие ему небесное, пал жертвой интриг, которые давно плелись в этом доме. Мы намерены положить этому конец и надеемся на вашу помощь.
Монумент кивнул, выпустив очередное облако дыма. Авенир, скрытый этим облаком, нервно пожал плечами. Его преследовало ощущение человека, позабывшего, куда он с вечера положил ключи. Отец Никон отгонял дым от лица тем же самым едва приметным скромным жестом, как делал это при Бормане.
— А почему нет Вероники? — спросил он.— Катюша! Будь добра, позови Веронику!
Белла хотела воспротивиться, но Петруша неожиданно оживился, выступил из-за ее спины и хриплым ломким голосом прокукарекал:
— Да! Катька! Позови ее! Нечего ей теперь кочевряжиться!
Белла едва заметно поморщилась, но смолчала. Нянька, заглянувшая в комнату на зов Николая Николаевича, при взгляде на Петрушу горько вздохнула и хлюпнула носом. Он проводил ее масляным взглядом, подвигал губами и бровями. Он был бы даже привлекателен, если бы не глаза.
Вероника, опустив светлую голову, покорно вошла в залу, как Жанна д'Арк на судилище. Перед собой живым щитом она двигала толстенькую Леночку. Сходство крупной умненькой мордахи ребенка с физиономией Бормана бросалось в глаза больше прежнего.