Мальчишка-газетчик пробежал по улице туда и обратно, что-то вопя. В их захолустье он появлялся один раз в сутки, и жители, те, которым жалко было расставаться с никелем, открывали окна и прислушивались к новостям, репетируя будущее радио.
Какое-то знакомое слово дошло до ее понимания, когда голос сорванца уже затихал. Это слово было очень хорошим и теплым, и оно совсем недавно вертелось у нее в голове… Ну конечно же — «Титаник!»
Ребекка увидела соседей, булочника и говновоза, мистера Бобчина и мистера Добельмана: они о чем-то возбужденно спорили, жестикулируя, словно макаронники на бейсбольном матче… Ну, да, конечно! Как она сразу не догадалась: значит, пароход и вправду, как предполагал Гек, побил рекорд скорости и завоевал Голубую Ленту Атлантики — вот о чем сегодня во всю трубят газеты…
И тут, как бы в подтверждение ее мыслей, прямо под окном, прикрываясь от солнца шелковыми зонтами, прошли две пожилые дамы. Ребекка узнала миссис Бониклайдер и миссис Болеклолик, соседок, больших охотниц до сплетен и новостей.
— Что вы говорите! Тот самый «Титаник»?! — воскликнула миссис Болеклолик.
— О да! — с живостью ответила миссис Бониклайдер. — «Титаник» и есть.
Казалось, весь мир теперь на ее стороне: все только и говорят, что о «Титанике», как если бы это не к ней, а к ним спешит на крыльях любви улыбающийся Гек.
Ребекка нашла ее в одной из старых шкатулок, той, что была инкрустирована ракушками с Карибского моря, и с незабытой ловкостью вплела себе в волосы, завязав сзади огромным бантом, будто поставила последний штрих. Неожиданно оказалось, что голубое ей очень даже к лицу…
— И подмышками ты теперь седая, — с притворной грустью вздохнула она своему отражению.
Теперь уже полностью готовая, как хорошо пропеченная рождественская индюшка, — в платье, белых туфельках, чепчике и ленте, кокетливо выглядывавшей из под чепчика, она сидела у окна, ждала и смотрела, теребила двумя пальцами свою голубую ленту, скучала, улыбалась, смотрела и ждала.
Так матрос, рожденный и выросший на палубе разбойничьего брига, кораблекрушением выброшенный на берег, скучает и томится, но тем не менее, уверенно прислушивается к ропоту волн и всматривается в ясную даль: не мелькнет ли там, на ровной черте, желанный парус, сначала подобный крылу морской чайки, мало-помалу отделяющийся от пены валунов и ровным бегом приближающийся к пустынной пристани…
