Океан. Выпуск одиннадцатый | страница 2
А я стоял и почему-то думал о том, какая несозвучная внешности фамилия у старшины.
Старшину первой статьи Пирогова, который устраивал меня в носовом кубрике, а потом кормил, звали Степаном Антоновичем.
После обеда он повел меня знакомиться с катером. Торпедные аппараты оказались вовсе не такими, как я представлял, — не желоба, а каретки с направляющими, так называемые бугельные. Торпеда с них сбрасывалась в воду параллельно борту. На самой корме я увидал бомбосбрасыватели, в них лежали большие черные бочонки — глубинные бомбы. А между сбрасывателями располагалась дымовая аппаратура.
— Ну, пулемет ДШК на баке ты видел, когда из кубрика выходили. Сейчас — в машину.
В моторном отсеке стояло три больших двигателя.
— Почти по тысяче сил каждый, — объяснил Пирогов. — Скорость под сорок узлов. Знакомься: командир отделения мотористов старшина первой статьи Кожевников Борис, на все руки мастер.
Старшина мотористов оказался ростом невысок, черноволос и имел густые пышные брови.
— А я юнгу привел… — пробасил Степан Антонович.
— Еще одного, Толя? — Из-за двигателя высунулся смуглый худощавый парень.
— Нет, это радист. Принимай, Токмачев, пополнение.
— С Соловков? — спросил парень, который вылез из-за мотора. — Я оттуда.
— С Кронштадта. А в юнги — из Ленинграда.
— Фью! — И засмеялся. — Здорово, земляк!
Я полагал, что торпедные катера занимаются лишь тем, что стоят в засадах, чтобы потом, набрав самый полный ход, прорываться к транспортам, идущим в центре конвоя, выстрелить одну, а то и две торпеды… Действительность была не такой: уже и лето наступило, а самые крупные боевые действия, в которых мы принимали участие, были связаны с охраной тральщиков.
Небо чистое, солнце яркое. Я, как обычно, сижу в рубке. Жарко. Катер хоть и деревянный, но за день, да еще на малом ходу, нагревается здорово. Хорошо тем, кто наверху! Ветерок обдувает. Загорают. А меня Толя Токмачев прозвал бледнолицым братом…
Сигнал боевой тревоги.
Застучали наши пулеметы. Ударили по воде взрывы.
— Юнга, на пулемет! — по переговорной трубе приказал командир.
По трапу взлетел одним махом и поднял глаза. Прямо на нас шел «юнкерс». Точно на него мы направили стволы, и наш ДШК задергался! Пошли, оставляя в небе след, трассы. Фашист не выдержал, повернул. Бомбы упали в воду в стороне от конвоя…
После боя старший лейтенант Михайловский похвалил меня за выдержку. А я стоял перед строем, краснел от смущения. На ленинградских крышах, откуда я и мои товарищи сбрасывали зажигалки, было страшнее, чем сегодня.