Ира заметалась по комнате, как волнистый попугайчик. «Что они там на кухне все время кипятят? — возмущалась она. — Может быть, гигиенический пояс? До чего мерзкий, трупный запах!» Я никогда прежде не видел ее такой взволнованной, даже слегка истеричной. «Женщина — существо истерическое, малыш», — словно откровение сообщил мне отец, когда мне было всего семь лет. Ну и что? Большинство мужчин тоже неврастеники.
— Ира… — мне захотелось сделать ей признание. — Милая Ира, послушай…
Но она меня не слушала.
— Ладно, пойдем немного пройдемся.
Ира стояла передо мной, закутанная в зимнее пальто с бобровым воротником, держа в руках, словно младенца, мой скрученный плащ.
— Мы должны очистить снегом наши души. Природа — вечная девственница. И не забудь надеть своего кролика. Ветер сейчас северный, режет как бритва.
Во второй раз опять ничего не получилось. Когда мы через полтора часа снова уселись друг против друга и почувствовали наконец первые вибрации блюдечка, в коридоре громко хлопнула входная дверь. Это вернулся домой пьяный Андрюша, тот самый русский с затравленным выражением лица, который работал в порту и жил в комнате, похожей на пенал, между счетчиком и туалетом. Я видел его мельком, может быть, раз шесть — он всегда старался прошмыгнуть мимо, не здороваясь. Сейчас на него во всю глотку, с переливами, орала Лиза Уткова.
— Боже мой, да что же это такое? — воскликнула Ира, накидывая себе на плечи шерстяной платок и выбегая в коридор.
Я послюнявил большой и указательный палец и начал тушить свечи. Благородная профессия, — подумал я, — священник. Тем временем за дверью было слышно, как женщины налетают друг на друга словно бойцовые петухи на арене. Вначале русский еще пытался вставить порой какое-нибудь словцо, но вскоре его голос умолк. Через несколько минут Ира, с горящими как помидоры щеками, вихрем ворвалась в комнату.
— Что случилось? — спросил я.
— Ничего, — вздохнула она и с обиженным лицом калачиком свернулась на диване. — Ничего…
Я не знал, как мне быть. Постараться утешить ее, но как? Подойти к ней и… Как такие вещи делаются? О Янтье, сын своего отца, почему природа так бедно наделила нас, Либманов, эмоциями, тактом и шармом…?
— Эта баба, моя соседка, — рассказала она немного погодя (я все время старался смотреть на нее со своего места как можно нежнее). — Эта Уткова… — голос Иры до сих пор дрожал. — Эта сволочь обвинила Андрюшу в краже муки. Муки! Но бедняга даже яйца не сумеет сварить. Всю жизнь он питается в столовой на работе.
