— Надо же, совпадение, — тяжело вздохнула Ира, когда вечером я рассказал ей этот случай. — Правда, в Санкт-Петербурге полным-полно девушек с таким именем, это самое что ни на есть обычное имя. Сонь Тумановых у нас хватит на целый сиротский приют.
Меня охватило отчаяние, я просто ошалел от страха и ярости. Я забарабанил кулаком по стене, мое тело трясло как после удара молнии. Мне никогда уже не найти того кольца, я это точно знаю. Эва со мной за это жестоко рассчитается. Я ее заложник, простая щепка, которую подхватил прибой ее отлетевшей, но все еще живой души… Какой смысл мне жить? Хоп, нырнул в прорубь — и готово… Растворился в природе… И все просто… Либо веревка, испытанный метод Либманов, старинный рецепт… О да, сделать это очень просто, и…
— Успокойся, пожалуйста, успокойся… — Ира, в своем халатике, дрожала как струна. Она собиралась заварить мне чай. «Ты хочешь чаю?» Она на минуту исчезла и вскоре вернулась с дымящейся кружкой. — «Ладно, выпей сначала вот это. Здесь мед, ромашка и еще кое-что. Побудь пока у себя в комнате. А через полчаса приходи. Я должна вначале все приготовить. Попробуем снять заклятье ласточкиного гнезда. Согласен?»
На ее лице появился янтарный отблеск. Она выдвинула из шкафа нижний ящик и пробормотала: «Я постараюсь обратиться к силе шамана. Это опасно, но я не могу больше смотреть на твои страдания… Они слишком глубоко укоренились в твоей душе… Ах, только бы мне хватило свечей… Но вначале, голубчик, выпей чаю».
Прежде чем зажечь свечи, Ира убедилась в том, что за дверью не прячется никто из соседей, кто-нибудь из тех, с кем мы вместе пользуемся туалетом, небольшой кухней и поросшей красной плесенью ванной. Кто-то из этих людей уже несколько часов кряду кипятил на плите чан с бельем. Из-за этого квартиру заполнил трупный запах, и у меня начались тошнота и головная боль. Но Ира советовала мне мужаться. Быть настоящим мужчиной!
— Они кошмарно любопытные, — сказала она, бросая в последний раз косой взгляд в коридор. — Если эта сволочь Лиза Уткова узнает, что ты не латыш, а настоящий иностранец, она сразу натравит на меня милицию. Я уверена. По-моему, она уже что-то заподозрила. Поэтому я уже которую неделю молчу, закрываю глаза на то, что она ворует мой сахар.
На улице, медленно кружась, падал снег. В иссиня-черной ночи глянцевито сверкали снежинки. Ира задернула шторы и прошлась зажженной спичкой по свечам. От запаха серы у меня защипало в глазах. Столик, за которым я сидел, был покрыт папирусом, — весь в магических символах, цифрах и латинских буквах в полукружиях. На самой его середине — закопченное блюдечко, на нем Ира процарапала ногтем стрелку. Когда комната, подобно люксембургской часовне, вся заполнилась пламенем свечей, она мягко опустилась рядом со мной, закрыла глаза и низким голосом начала бормотать что-то на иностранном языке.
