- Прошу прощения, - сказал Фарнбах. - Виноват.
Капитан засунул руки в карманы.
- Ну что ж, - сказал он. - Надеюсь, что смогу оказать вам содействие.
Фарнбах кивнул.
- Возрождение Рейха, - сказал он, - вот о чем я должен думать.
- Как и ваше начальство, и ваши подчиненные, - подхватил капитан. - Их судьба зависит от того, насколько удачно вы выполните свои обязанности; вы же не можете оставить их на произвол судьбы, не так ли? Я помогу вам с Лундбергом. В субботу я дежурю, но поменяюсь; нет проблем.
Фарнбах покачал головой.
- Это не Лундберг, - сказал он.
Сделав рывок вперед, руками в перчатках он нанес собеседнику удар в грудь. Капитан, изумленно вытаращив глаза из-под полей шляпы, перевалился через перила, тщетно пытаясь ухватиться руками за воздух. Перевернувшись через голову, он исчез в кипении пены далеко внизу.
Перегнувшись через перила, Фарнбах с сожалением проводил его взглядом.
- И не в субботу, - сказал он ему вслед.
Добравшись на рейсе Франкфурт-Эссен до аэропорта Мюлхейм в Эссене, Либерман, к своему удивлению, понял, что довольно хорошо чувствует себя. Не идеально, конечно, но у него нет тошнотных спазм, которые неизменно посещали его те два раза, что ему приходилось бывать в Руре. Отсюда все и пошло - орудия, танки, самолеты, подводные лодки. Оружие Гитлера ковалось именно здесь, и смог, висящий над Руром (Либерману довелось его вдохнуть в 59-м и еще раз в 66-м) был дымом не мирной промышленности, а зловещим признаком военных предприятий, несущих свою долю вины за войну; густая пелена его, сквозь которую едва пробивалось солнце, висела над головами. И, попадая в эти места, он чувствовал подавленность; ему не хватало воздуха, когда он вспоминал прошлое. Гнусь.
И на этот раз он готовился к тем же самым ощущениям, но нет, чувствовал он себя довольно прилично; смог был лишь смогом, ничем не отличающийся от манчестерского или питтсбургского, и ничто не давило на него. Скорее наоборот - это он, спешащий в новом такси «Мерседес», старался подгонять время. И даже опережать его. Всего два месяца тому назад он выслушал сбивчивую историю, которую ему излагал Барри Кохлер из Сан-Пауло и чувствовал обжигающую ненависть Менгеле; и вот он уже весь в деле, направляясь в Гладбек задавать вопросы об Эмиле Дюрнинге, шестидесяти пяти лет, «до недавнего прошлого служащего в Эссенской комиссии общественного транспорта». Был ли он убит? Был ли он каким-либо образом связан с остальными людьми в других странах? В чем причина того, что Менгеле и Объединение Друзей хотели его смерти? Если в самом деле должны погибнуть девяносто четыре человека, то с вероятностью один к трем можно предположить, что Дюрнинг был первым из них. Сегодня вечером он должен
