Наутро мы выступили обратно через горы в Баня-Луку. Тут-то мы и наткнулись на ферму, стоявшую среди леса в еще одной маленькой долине. В сотне метров от нас двое мужчин выводили из сарая шестерых детей. Мужчины не были вооружены, и формы на них тоже не было. За ними виднелся джип “тойота” с надписью “Хлеба и рыбы” на дверце. Мужчины обернулись и, увидев нас, замерли. Старшая из детей, девочка лет десяти, закричала и заплакала. Я узнал ее. Это был Лейла.
Мы приблизились. Мужчина, тот, что повыше, заговорил с нами, и я понял, что он американец. Понял это и Зилич. Больше никто из нас английским не владел.
Американец спросил:
– Кто эти люди?
Зилич не ответил. Он подошел к джипу, осмотрел его. И тут Лейла бросилась бежать. Зилич обернулся, поднял пистолет и выстрелом снес ей затылок. Американец стоял метрах в трех от Зилича. Он сделал два шага, размахнулся и изо всех сил ударил Зилича кулаком по лицу. Если у американца и был какой-то шанс уцелеть, он этот шанс уничтожил.
Зилич упал, из рассеченной губы хлынула кровь. Шестеро его людей набросились на американца, стали избивать его сапогами, кулаками, прикладами. Я думал, они так и прикончат его, но тут вмешался Зилич. Он приказал прекратить избиение.
Американец был жив – рубашка изорвана в клочья, разбитое лицо начало опухать. Под рубашкой виднелся денежный пояс. Зилич махнул рукой, и один из его людей сорвал пояс с американца. Пояс был набит стодолларовыми бумажками. Зилич неторопливо оглядел человека, посмевшего его ударить.
– Подумать только, – сказал он, – сколько крови. Тебе нужна холодная ванна.
Зилич уже заметил неподалеку от фермы выгребную яму. Он сделал знак своим людям, и те бросили в нее американца. Американец пытался выбраться наружу. По соседству с ямой находился загон для скота. Люди Зилича выломали из ограды колья и принялись заталкивать ими американца в навозную жижу.
Каждый раз, как лицо его появлялось на поверхности, он кричал, моля о пощаде. На шестой раз Зилич сам взял кол и вонзил его в раскрытый рот американца. Он затолкал американца в жижу и удерживал там, пока он не умер.
Я отошел к деревьям, меня рвало. Мне хотелось убить их всех, но их было слишком много, да к тому же я и боялся. Пока меня тошнило, раздалось несколько очередей. Они убили остальных пятерых детей и второго мужчину. Их тела тоже бросили в выгребную яму. Они медленно утонули, все было кончено.
Вечером Зоран Зилич разделил между нами добычу – дал каждому по стодолларовой бумажке. Я брать не хотел, однако Зилич настоял. Я попытался избавиться от нее, расплатившись этими деньгами в баре, но Зилич увидел это и разъярился. На следующий день я сказал, что возвращаюсь в Белград. Он пригрозил мне, пообещав, что, если я хоть словом обмолвлюсь о том, что видел, он сам найдет меня, изувечит и убьет.
