Холеные представители новой казахской элиты всерьез рассуждают, например, о вторичной юртизации казахского населения как условии построения полноценной казахской нации.
Итак, предприятия, на которых работали когда-то мои знакомые по поселку, вчерашние инженеры и нынешние гастарбайтеры, приказали долго жить. Семьи надо кормить. И вчерашние инженеры приехали выкапывать лопатами котлованы и носить носилками строительные материалы — к более сложным работам их не подпускают. Им очень мало платят и часть зарплаты изымают. Но то, что остается, позволяет спасти семьи от голода. Я рассказываю все это читателю не для того, чтобы брать на жалость или подчеркивать контраст между советской и постсоветской жизнью. Брать на жалость я вообще не люблю, а контраст между советской и постсоветской жизнью я не буду обсуждать в работах на эту тему. Здесь же я просто обращаю внимание на то, насколько эти наши гастарбайтеры из Средней Азии отличаются от мигрантов, приехавших в Европу из Северной Африки или азиатских государств. Мигранты, приехавшие в Европу из этих неевропейских мест, никогда не работали инженерами на современных заводах. Они пребывали в более или менее архаическом состоянии у себя дома, а потом отправились на заработки в Европу.
Для них архаическое состояние является естественным, а не благоприобретенным. В Европе же они чуть-чуть осовремениваются. К их архаике добавляется немного, так сказать, Модерна и Постмодерна (в основном, конечно же, Постмодерна). В случае же с нашими гастарбайтерами все происходит иначе: у них отняли Модерн и быстрым резким пинком вбили их назад в архаику. Поразительно, что это вообще удалось сделать. Но ведь удалось! Бывший инженер, беседующий со мной сначала об алабае, а потом на достаточно сложные темы, ночует на коврике, свернувшись так, как сворачивались его предки-дехкане (среднеазиатские крестьяне).
Советская власть стремительно вырвала его из прежнего дехканского состояния. Сам он — человек лет 45 — об этом состоянии почти не помнит. Но тело его и какие-то структуры его внутреннего мира это помнят очень хорошо. Тонкие структуры, созданные советской властью, рухнули, и обнажились эти структуры. Обломки тонких структур еще валяются и источают современность — в виде разговоров на разные нетривиальные темы. А обнажившиеся протоструктуры — уже укладывают моих знакомцев на коврики тем способом, который они в лучшем случае наблюдали в раннем детстве, пока не уехали из деревни в город. А то и не наблюдали вообще.
