Вот это состояние называется архаизированным. Оно не является архаичным. Архаичным было состояние дехкан до того, как советская власть начала заниматься их модернизацией, перемещая на заводы и приобщая ко всему остальному («Товарищи освобожденные женщины Востока, с вашим мужем-эксплуататором мы покончили!»).
«Освобожденные женщины Востока» кончали университеты, становились докторами наук. Что теперь? Теперь часть из них должна снова надеть паранджу и вкусить всех радостей от нового «Абдуллы». А часть бежать восвояси. Признаем честно, что до Европы эта часть редко добегает. Гораздо чаще она добегает до Москвы и там оседает. Поразительно, что часть этой части — так называемая национальная интеллигенция, серьезнейшим образом поспособствовавшая распаду СССР. И до сих пор не ощущающая остро своей вины за случившееся.
LI.
Но я не чью-то там вину за случившееся хочу здесь обсуждать. А другое — архаизацию эту самую. Местные африканеры, они же «быковы», «сванидзе» и так далее, могут властвовать только в условиях архаизации. То есть тогда, когда большинство, ненавидящее это меньшинство, помещено в своеобразные гетто. Пока что речь идет о гетто более или менее условных. Сгонять в настоящие гетто это большинство будут года через три — четыре — когда оно не сможет платить за свои комнаты и квартиры, и его начнут переселять в бараки. Притом что бараки надо где-то еще построить. Причем достаточно компактно — чтобы можно было мониторить то, что там происходит. Да и организовывать происходящее надлежащим образом.
К этому времени архаизированное большинство будут бдительно опекать разного рода ювенальные и прочие инстанции. Оно будет рожать детей. Детей будут забирать. И так далее. Возникнет архаизированная субкультура этого большинства. А также разного рода контролеры — спецслужбистские, силовые и прочие — блюдущие это большинство. На сегодняшний день создана только протоструктура подобной архаизации. К примеру, у вас закрывается монопредприятие. И население начинает жить странным образом. Я понимаю, что наши африканеры с этим населением не соприкасаются. Но я лично соприкасаюсь с ним постоянно. Это очень странная жизнь.
Мужчины в камуфляже, на плохих велосипедах, с ружьями или удочками, притом что настоящей охоты и рыбалки на территории Центральной России нет — чай не Сибирь и не Дальний Восток. Но ведь ездят, оставляют велосипеды или мотоциклы, напоминающие по своему состоянию технику, показываемую в американских триллерах. И идут в лес. Или садятся на берегу реки. Выловив пару пескарей или добыв одну утку, мужчины идут обратно. Женщины и дети собирают бруснику и продают ее. Пенсионеров — бабушек и дедушек почитают как единственных кормильцев. И одновременно слегка третируют. Дерзкие мужчины уезжают на заработки, уподобляясь среднеазиатским гастарбайтерам и конкурируя с ними за место под африканерским солнцем.
