Йожеф Крайчович, Петер Боженка, Карой Штурц и Бела Лондон под прикрытием взвода Йожефа Манна отправились с пулеметом на берег Тисы.
Самуэли, пробившись на станцию, руководил войсками, перешедшими в наступление из района Цегледа. Тем временем белые открыли артиллерийский огонь но зданию суда и железнодорожной станции.
К полудню группа войск под командованием Золтана Арки окружила Абонь и освободила город. События развертывались с фантастической быстротой.
В пять часов пополудни красные части стояли на подступах к Сольноку. К ним присоединились вооруженные отряды местных железнодорожников, рабочих и бойцы железнодорожной охраны. Белые обстреливали колонны наступавших. Пулеметы били с водокачки, с чердаков наиболее высоких домов. Но бойцы, прижимаясь к стенам, упорно продвигались вперед. Ударную группу атакующих вел сам Самуэли.
— Разрешите, товарищ парком, — обратился к Самуэли боец Йожеф Даллош и, получив разрешение, подполз к дому, из окна которого строчил пулемет. Размахнувшись, он ударил прикладом по горячему стволу пулемета, потом ухватился за него и, поднатужившись, вытащил пулемет из окна.
Путь свободен!
На мосту строчил пулемет Крайчовича. Белые начали отступать. Они старались отойти за Тису, но ураганный огонь не подпускал их к берегу.
Поздно вечером измученный, но счастливый Самуэли подошел к телефону.
— Сольнок отбит, — доложил он Бела Куну. — Продолжаем преследовать белогвардейцев, на лошадях переправившихся через реку. Главари мятежа в наших руках. По ту сторону Тисы вся территория очищена от врага.
— Спасибо, Тибор! — радостно проговорил Кун. — Я в свою очередь рад сообщить вам, что будапештские рабочие решили идти на фронт и во что бы то ни стало отстоять республику Советов. Сегодня в будапештских казармах десятки тысяч наших товарищей-рабочих записались добровольцами…
Самуэли положил трубку и потер лоб.
Все представлялось ему в радужном свете. Нет, он не благодушен. Просто отлегло немного от сердца…
7
Йолан склонилась над картой. Россия… Как она далеко! И как долог и опасен туда путь! Снова разлука, снова неизвестность и тревога. Тревога за самого дорогого человека. Что ее жизнь без Тибора? Когда-то единственной страстью Йолан было искусство, живопись. Потом пришла революция и целиком подчинила себе всю ее жизнь. А теперь революция и Тибор для нее неразделимы…
Вот уже несколько недель, как стало очень трудно вырывать время для занятий живописью. Вернется усталая домой из наркомата — кажется, тут бы и отдохнуть. Но стоит остаться одной, как тревога за Тибора овладевает всем ее существом. Где уж тут думать об отдыхе или о живописи…
