Люби себя, как я тебя | страница 27



— Лиза, что случилось?

— Ничего, — буркнула я.

— Я вижу, — сказал он и попытался оторвать меня от своего джемпера. — Ты нездорова?

— Нет… То есть да… То есть здорова. Здорова я, здорова, не бойся. — Я хотела добавить нечто еще более утешительное, но побоялась перегнуть палку.

— Тогда в чем дело?

— В тебе.

— Говори.

— Не скажу.

— Говори.

— Не скажу.

— Мы долго так будем препираться?

— Возможно, всю оставшуюся жизнь. — У меня уже тряслись плечи.

— Нам больше нечем заняться? — Кирилл все еще не сообразил, что происходит.

Я промолчала и шмыгнула носом.

— Лиза, я жду.

— Ты рассердишься.

— Не рассержусь.

— Я не верю… знаю я, как ты умеешь…

— Я не рассержусь.

— Пообещай.

— Обещаю. Я уже обещал. И еще раз обещаю.

— Поклянись.

— Клянусь.

— Честно-честно?

— Чтоб я сдох!

— Я хочу новое платье, — сказала я и посмотрела на него влажными от сдерживаемого смеха глазами.

— И всего-то? — Кажется, он был разочарован, он ждал от меня большего чувства юмора. — Прямо сейчас?

— Можно завтра.

— Хорошо. — Он готов был оставить меня в покое.

Но я удержала его и снова спрятала лицо.

— Что-то еще?

— Мне не нужно платье, — сказала я. — Это я так ляпнула, потому что правду боюсь сказать.

— Говори.

— Боюсь.

— Не бойся, я воплощенная нежность. — Он гладил меня по спине.

И я поняла, что уже можно. Но сначала я поцеловала его в губы — так, как он это любил. Потом, глядя прямо ему в глаза, сказала:

— Я хочу, чтобы у тебя был день рождения.

Он дернулся и сделал попытку освободиться от меня, но я не выпускала его и ловила глазами его взгляд.

— Ты обещал, — напомнила я.

— Я обещал всего лишь не сердиться.

— Вот и не сердись.

— Я не сержусь.

— Я не слышу.

— Я не сержусь.

— Не верю, повторите с чувством.

Но мы уже смеялись оба. Он кружил меня, крепко прижав к себе, и мне показалось, что он сдерживает то ли ликование, то ли рыдания.

* * *

Я подарила Кириллу предмет его слабости — галстук. Он стоил мне пол моей зарплаты.

Сама не ожидала, как метко попаду в десятку: цвет перекликался с седой щетиной и темно-серым блеском глаз, а рисунок был словно графическое выражение сущности моего любимого мужчины: монолитный сплав, конгломерат изящных хрупких деталей.

Кирилл настоял на новом платье для меня и повел в ресторан.

Я была счастлива, глядя в его сияющие глаза и на просветленное, казалось, помолодевшее на двадцать лет лицо.


Ночью он впервые сказал мне: я люблю тебя.

— Ты не боишься, — сказала я, — делать такое заявление?

— Если я чего и боюсь, так только того, что однажды ты уйдешь.