Но я не сдыхал. Первое время желудок болел, но принимал в себя пищу, и я набивал его всё больше и больше. Нянечка тайком приносила мне оставшийся от обеда хлеб, оставшуюся кашу, и я пихал в себя, трясясь от жадности. Сразу пополнеть, конечно, я не пополнел, но силы хотя бы частично ко мне вернулись, и я мог ходить, не цепляясь за стены.
На третий день, доктор снова меня осмотрел, показав целой толпе практикантов и штатных врачей клиники:
– Вот, перед вами пример того, насколько живуч и непредсказуем организм человека. Год назад этот пациент лежал как овощ, и делал под себя. А теперь, глядите – скачет бодрячком!
Скакать, конечно, я не мог, стоя под внимательными взглядами парней и девиц в голом виде. Со стороны, я скорее всего напоминал узника Бухенвальда – обтянутый кожей скелет, запавшие глаза. Всё, что осталось неизменным в размерах, это…в общем глаза девиц с интересом всматривались в очертания частей моего тела и охальницы хихикали за спинами подруг. На что врач нахмурился и сказал, что поставит им за производственную практику по тройке, вот тогда и похихикают.
В общей палате я появился после обеда, на третий день своего выхода из состояния овоща. Шестьдесят с лишним человек в огромной комнате, уставленной кроватями. Палата приняла меня не то что с прохладцей – часть её обитателей проигнорировала, а часть восприняла нового жильца как досадную помеху в своей и так загубленной жизни:
– Эй ты, козёл! Спать будешь вон там, у сортира!
– Это с чего так? – спросил я непонимающе и направился к свободной кровати, подальше от сортира, в проёме которого виднелись чьи-то ноги. Почему виднелись? А вся нижняя часть двери сортира была вырезана. Я недоумевал – почему так сделано, и только потом узнал – чтобы обитатели камеры не занимались за этой дверью чем-то предосудительным. Все помещения обязательно должны просматриваться насквозь.
Высокий кавказец направился ко мне, и не говоря ни слова, сильно ударил меня в лицо, рассекая губу до кости. Я не упал, лишь покачнулся, и выронил матрас, который принёс с собой. Потом бросился на кавказца, обхватил его руками и стал рвать зубами за шею. Меня пытались оторвать от жертвы, кавказец бил меня головой в лицо, превратив его в кровавое месиво, но я не отпускал, и рвал его мясо обломками выбитых зубов так, что тот завыл, как волк, а из его шеи брызнула кровь. Она фонтанировала так, будто кто-то пробурил глубинную нефтяную скважину.
Если бы не врачи, остановившие кровь, это придурок бы умер. Туда ему и дорога. Никогда не любил наглецов. Откуда только у меня взялось столько сил, чтобы буквально загрызть этого типа…
