Было тихо кругом. По теневым местам белел еще снег, но солнце грело на черных прогалинах, и в голых сучьях перестукивались дятлы. «Весна, — подумал князь Иван. — Вон по зорям уж и кукушка куковала». И, высоко подобрав полы шубейки, которая была ему не впору, он стал перебираться на другую сторону дороги, к дому пана Заблоцкого.
Хламу и сору невиданно намело в хворостининский двор на Чертолье. Повалилась городьба, покосились ворота, и некому было пройтись по ним топором. Из-за бесхлебицы и небывалой дороговизны старый князь разогнал всех дворников своих, работников и холопов. Остались только Кузёмка-конюх, Булгачиха-туркиня, девка Матренка да Антонидка-стряпейка.
Тяжелый гул колокольный колыхался теперь непрестанно изо дня в день над жестяными маковками московских церквей, над изукрашенными чердаками боярских хоромин, над яблонями, бесшумно и покорно ронявшими в безлюдных садах белый свой цвет. И непрестанно же целыми днями тянулись по Москве возы к переполненным кладбищам. А на возах тех, едва прикрытые дерюгою, навалены были мертвые тела. Покойников подбирали повсюду: на перекрестках, по заулкам, у пивных и квасных кабаков, под кремлевскими башнями, под лесами строившейся в Кремле колокольни Ивана Великого, которою царь Борис Годунов словно хотел накормить беспредельную голодную Русь.
И низко в небе, казалось ниже новой колокольни, небывало пламенела яркая звезда. Она не меркла при солнце, не погасала с утренней зарей, видимая днем и ночью.
Князь Андрей Иванович уже мало выходил из своей спальни и все чаще требовал сына к себе. Глядя на молодого князя, старик ерошил седые волосы и вздыхал глубоко: «Ох, ох!.. Увы, увы!..»
На двор к Хворостининым повадились без числа калеки, побродяги, мнимые пророки. Они приходили наги и босы, тряслись и вопили, предсказывая близкий конец света. У каждого из них будто были видения. Колдун Арефа после первых петухов слышал невнятный шум, а после вторых увидел поляка на рыжем коне, который взвился над новым дворцом царя Бориса. Поляк всю ночь, до третьих петухов, вился вокруг Борисова дворца и хлопал плетью.
Но колдуна Арефу превзошла Наська Черниговка, тоже известная чародейка. Она раздобыла на задворках обгорелое бревно, приволокла его под окошко спальни Андрея Ивановича и, называя бревно это Борисом, благоверным и благочестивым царем, принялась как бы кадить над ним и петь по нем панихиду. Из окошка выглянул перепуганный Андрей Иванович.
