— Так, боярин вельможный… — Но вдруг запнулся и хлопнул себя ладонью по лбу. — Ха! — вскричал он, притопнув ногою. — То бывает, боярин, такое затменье, что мы тут размовляем и распиваем из одной фляжки, а я и не ведаю, ваша милость, какого вельможного пана я тут вижу в моем замке. Скажи ж мне, боярин мой любый, кто ты?
— Князь Иван княж Андреев сын Хворостинин, — молвил гость, чего-то потупясь, чего-то покраснев до самых кудрей, нависших у него над ушами. Да то тебе к чему?..
Но длинноногий пан, оставив вопрос этот без ответа, вскочил с места, шагнул к князю и поднял вверх свой ковшик.
— Очень радый, очень радый, — залепетал он, увиваясь вокруг ёрзавшего на неустойчивой плашке гостя. — Очень радый, княже Иване, видеть вашу милость в моем замке. И еще раз прошу, ясновельможный княже, чтобы, как говорится, без церемоний. Пью здоровье ясновельможного князя!
— Будь здоров и ты, пан Феликс, — молвил в свой черед князь Иван и пригубил из ковшика своего. — Будь здоров, друже!.. Хотел я сказать тебе: ты хорошо знаешь по-латыни и козмаграфье умеешь подлинно и достохвально…
Пан Феликс приложил руку к сердцу, сделал шаг назад и молча поклонился своему учтивому гостю.
— Хотел я сказать тебе, — продолжал князь Иван: — кабы грамоте мне той навыкнуть, читать и разуметь по-латыни… Грамматике и риторике[16], и небесных вращений уразуметь, и земного… земного… шара… Ты бы, пан, помог мне чем в учении том. Ты как скажешь?..
Пан Феликс зашевелил усами.
— Но то ведомо ясновельможному князю, — молвил он, — что это запрещено москалям? Что тот человек московский, который начитан по книгам латинским или польским, тот человек есть еретик или изменник?
— Про то я не подумал, хотя то и ведомо мне, — развел руками князь Иван. — Не подумал… — повторил он тихо, потом поднялся со своей плашки, которая тотчас свалилась набок, и подошел к окошку. Солнце уже стояло низко, и через весь панский бурьян протянулась наискось длинная тень от врытой в землю дручины. Стоявший подле бурый конек молодого князя тер об нее взъерошенную шею.
— Те-те-те… — услышал князь Иван позади себя прищелкивание неугомонного пана. — Ай-ай-ай!.. Совсем упал духом такой молодой рыцарь. Ха! Но ведь ясновельможный князь разумеет, что все те запреты — то такие ж поповские штуки. И коли у князя такая сильная охота научиться по-латыни, то и можно наплевать на те запреты.
Князь Иван быстро обернулся к беспечному пану, невесть что болтавшему, — с ума он, что ли, сошел или, может быть, это хмель его разбирает?
