«Обратившись к Войткевичу, Горбоконь взял под козырек и сказал:
— Господин майор, в своем рапорте я позволил себе выразиться резко и потому прошу у вас извинения».
«Войткевич, осмотревшись, сказал:
— Отлично. Но, к сожалению, здесь нет моих офицеров, которые могли бы быть свидетелями моего извинения».
«С этими словами он послал своего адъютанта за офицерами. Адъютант их позвал. Они пришли и стали против офицеров — свидетелей Горбоконя».
Все было весьма формально, чин чином.
«— Господа, — четко и резко сказал Войткевич, обратившись к офицерам. — На учении в июле я, погорячившись, позволил себе довольно резко выразиться, а потому извините меня».
«Он сделал некоторую паузу, вынул из тесного кармана рейтуз серебряный портсигар со множеством золотых монограмм и оранжевым запальным шнуром, закурил папироску, немного попускал из ноздрей дыма, а затем, небрежно поворотившись в сторону Горбоконя, так же четко и резко заметил:
— А перед вами, поручик, заметьте это себе, я не извиняюсь!»
«Он сильно нажал на слово не — и повернулся спиной к Горбоконю».
«Горбоконь был ошеломлен».
«— Почему же? — сказал он, побледнев. — Я обиделся вашими словами в июле на ученье и затеял дело. Теперь же по приказанию начальника дивизии мы с вами должны извиниться друг перед другом и кончить это дело. Я извинился перед вами, а вы?
— Я вам отвечать не намерен. Про то знает полковой командир, — сказал Войткевич.
— Но почему же? — сорванным голосом воскликнул Горбоконь, еще более побледнев.
— Повторяю, — отчеканил Войткевич, — я вам отвечать не намерен».
«Судорога отчаяния пробежала по лицу Горбоконя. Из мертвенно-белого оно вдруг стало багровым. Он уже не владел собой».
«— А! — закричал он, задрожав всем телом. — Так ты не батальонный командир, а подлец!»
«И с этими словами, размахнувшись, Горбоконь ударил Войткевича правой рукой по левой щеке, а затем повторил удар, но уже левой рукой по правой щеке».
«Не удержавшись на ногах, Войткевич упал на палатку, закричав:
— Лошадей мне! — желая немедленно ехать к начальнику дивизии».
«Все стояли, пораженные ужасом».
«Один из офицеров сказал:
— Зачем, Горбоконь, ты это сделал? Если бы мы это знали, мы бы не пошли с тобой».
«Горбоконь, снова побледневший как смерть, посмотрел на своих товарищей странным взглядом и произнес с еще более странной, блуждающей улыбкой:
— Не бойтесь, господа. Ничего вам не будет».
«С этими словами он пошел к себе в палатку, где, бросив на кровать скинутый поспешно сюртук и саблю, бывшую на нем, взял заряженный револьвер, вставил дуло между двумя пальцами руки, которую положил на белый жилет против сердца, и произвел выстрел, окончив таким образом свою печальную жизнь».
