— Господин майор, я болен… Я не могу больше продолжать учение… при подобных оскорблениях».
«Войткевич с презрением повернулся к нему спиной и, ничего не ответив, ушел в свою палатку».
«На другой день у нас была ротная поверка, при коей Горбоконь доложил командиру полка жалобу на Войткевича за грубое обращение».
«Командир полка позвал Войткевича к себе в кабинет. Что они там говорили, неизвестно, но выйдя оттуда, Шафиров сказал Горбоконю:
— Я не имею, поручик, от вас донесения о вчерашнем случае и потому не могу ничего сделать».
«В тот же день Горбоконь подал рапорт, в котором описал все случаи грубого обращения Войткевича с офицерами и нижними чинами, причем упомянул об убийстве Войткевичем на Кавказе унтер-офицера Гольберга».
«Рапорт его был представлен начальнику дивизии. Через дней десять начальник дивизии прислал ответ: подать Горбоконю в отставку, то есть решил, что поступки Войткевича — грубость и убийство — хороши».
Впервые я нашел в записках дедушки подлинное, глубокое чувство возмущения нравами, царящими в армии.
«Вслед за этой бумагой приехал сам начальник дивизии Эйсмонт. Начался смотр. На смотру начальник дивизии старался всячески давить Горбоконя: во фронте кричал, чуть не топтал его конем. После смотра офицеры, собравшись, отправились к Шафирову и просили разрешения пойти к начальнику дивизии просить за Горбоконя. Шафиров, испросив предварительно позволения Эйсмонта и получив согласие, разрешил».
«Офицеры пошли к Эйсмонту. и стали его просить оставить Горбоконя в полку как хорошего офицера и товарища».
«Начальник дивизии, услышав такой единодушный отзыв офицеров о Горбоконе, подумал и сказал:
— Это совсем другого рода дело. Хорошо, господа, я согласен, но пусть Горбоконь попросит извинения у Войткевича, а Войткевич у Горбоконя — и делу конец».
«Поблагодарив начальника дивизии, офицеры отправились прежде всего к Горбоконю, передали ему все бывшее у Эйсмонта и просили согласиться. Подумав, Горбоконь сказал:
— Благодарю вас, господа. Вашу просьбу я исполню нынче же вечером».
«Тогда офицеры пошли в палатку к Войткевичу, передав ему слова начальника дивизии и Горбоконя.
— Хорошо, — сказал Войткевич, — я согласен».
«После обеда был смотр, строевые учения. Все прошло отлично. Подали экипаж. В экипаж сел Эйсмонт и посадил с собой Шафирова, а затем пригласил в экипаж полкового адъютанта Иванова и меня. Мы сели и поехали домой».
«Между тем в лагере произошло следующее».
«Горбоконь, пригласив в свидетели офицеров стрелковой роты, пошел к Войткевичу, который ходил взад-вперед возле своей палатки, заложив руки за спину».
