Николай Лавицкий направил машину на одну из вражеских. Фашист не выдержал. Отвернул в сторону.
— Молодец, Коля! Бей их так…
Но голос в шлемофоне оборвался. Истребитель Берестнева горел. Вот летчик выбросился с парашютом, но и летел он к земле, как-то странно скрючившись. «Неужели убит?» Лавицкий сделал все, только бы не допустить, чтобы немцы расстреляли его друга в воздухе. Как потом выяснилось, Павел Берестнев был тяжело ранен и попал в госпиталь.
Для Николая это была большая потеря. Он писал другу в госпиталь: «Тогда, помнишь, мы срезали двух „мессеров“. А сегодня на счету полка двадцать семь сбитых вражеских машин. Выздоравливай. Приезжай. Надеюсь, что еще повоюем вместе».
Павел лежал на койке и ни с кем не разговаривал. Ему, боевому летчику, было больно слышать заключение врачей: «Надежды никакой. Все это очень серьезно».
Так он молчал долгими неделями. А когда стал на костыли и начал ходить, у него появилась уверенность в себе. «Врете, эскулапы! Я еще повоюю». И все с радостью видели, как наливается силами этот почти безнадежный раненый.
Много позднее Берестнев все же встал на ноги. Он разыскал свою часть, когда она была направлена на укомплектование. И друзья вновь встретились. И радовался Николай, что Павлу снова доверили управлять самолетом. Но это потом.
13 июня 1942 года Лавицкий сбил еще один самолет противника. Это был «МЕ-109». И все вышло как-то просто.
Вражеские бомбардировщики шли курсом на Краснодар. И надо было помешать им выполнить задачу. Однако их надежно прикрывали истребители. И с этими истребителями вступили в бой наши самолеты. Все решали буквально секунды. В наушниках шлемофонов раздавались то и дело команды:
— Прикрой! Заходи в хвост!
— Следи за «юнкерсами».
Николай нажал на гашетку пулемета, но выстрела не последовало — кончились патроны.
— Черт с ним. Еще есть пушка.
«Мессершмитт» стрелял. Лавицкий вывернул машину в сторону, выполнив сложную фигуру пилотажа, оказался выше и правее вражеского самолета. Очередь из пушки — и немецкая машина, задымив, пошла вниз, а потом завертелась в штопоре, упала и взорвалась.
— Горючее на исходе. Кончились боеприпасы. Выхожу из боя! — доложил Лавицкий и повел истребитель на снижение. Сверху его прикрывали боевые друзья.
На аэродроме к его истребителю подъехал заправщик. Зажужжала система, и струи бензина хлынули в бензобаки.
Пока шла заправка, Лавицкий, отойдя на положенное расстояние, снял шлемофон, вытер пот. И даже издали увидел на самолете серые полосы — следы от вражеских пулеметных очередей. «Погладил он меня основательно. Это тот, который уже в земле», — подумал Николай.
