— Значит, все-таки вырастил Лиса, Корней?
Был в этом вопросе какой-то подтекст, как будто горбун говорил об ожидаемом, но очень нежелательном событии.
— Внука. — Поправил дед. — И не вырастил еще, а ращу. Внука, я тебе уже объяснял… Михайла! Не трожь кинжал! А ты, Буреюшка, ступай… обоз Младшей стражи проверь, что ли. Да построже там, только рукам воли не давай, хватит с тебя уже сегодня.
— Ну-ну, посмотрим.
Что собирался посмотреть обозный старшина, так и осталось неясным — то ли порядок в хозяйстве Ильи, то ли кого вырастил Корней. Бормоча себе что-то под нос, Бурей покосолапил в сторону крепости.
— Деда, откуда ты знал? — спросил Мишка, когда уродливая туша обозного старшины отдалилась на достаточное расстояние.
— Чего ж тут не знать? — дед вздохнул, перебирая поводья. — Поживешь с мое… Роську не ругай.
— За что ж ругать-то? Он твой приказ выполнил.
— А то я тебя не знаю! Кхе… Если не за исполнение приказа, так за то, что не предупредил, ругать будешь!
— Не буду. А почему Юлька с ЭТИМ, как с человеком разговаривала? И он с ней… ласково.
— Кхе! А я думал ты все про всех знаешь! Настена, когда-то это чудище разговаривать научила.
— Разговаривать?
— Ага. Он годов до восемнадцати половины букв выговорить не мог — больше фырчал да булькал, а она, дитем еще была, младше тебя, вылечила! Сам не видел бы, не поверил. Он ни «Ч» ни «Ш» произнести не мог — «Фы» получалось. А Настена взяла ложку, засунула ему черенком в пасть и говорит: «Скажи «Ать». А он: «Ачь» — и сам обалдел, впервые в жизни «Ч» сказал! Так постепенно и выучила. Он ее, с тех пор, чуть ли не матерью родной почитает, любого за нее порвет. И за дочку ее тоже. Не дай бог кому их обидеть!
— Непонятно как-то получается, деда. Настена все время вспоминает, как ее мать по наущению попа сожгли, и боится, что и с ней такое же случиться может. А чего ей бояться, если у нее такой защитник?
— По наущению попа… А как ты думаешь, кого раньше слугой Нечистого посчитали бы, Настену или Бурея? То-то и оно! — Дед стащил с руки латную рукавицу, помассировал рассеченную бровь и неожиданно добавил: — Может быть, как раз ты его и убьешь… и рука не дрогнет, и совесть мучить не будет.
— Я?
— А кто, только что, то за самострел, то за кинжал хватался? Жизнь, она такая… не зарекайся.
Дед и внук помолчали, провожая глазами медленно уплывающий по течению плот.
— Кхе, завтра к вечеру до Ратного доплывет, если не застрянет где-нибудь.
— Да уж, увидят там зрелище. Представляешь, деда, как он выглядеть будет? Птицы расклюют, может быть, мелкое зверье доберется…
