Они ехали по дороге, Рифмач слушал, сперва молча, затем стал перебивать и подхватывать на лету фразы, заканчивать их за принца и в какой-то момент вытащил из кошеля на поясе книжечку с карандашом и принялся сразу записывать что-то, бормоча себе под нос, хмыкая, кивая.
«Ну вот, — думал принц, — теперь все складывается как нельзя лучше, самое сложное мы совершили, а с остальным… с остальным справимся. Будет, конечно, непросто: после стольких бед и разочарований убедить людей, но — а что, если как раз это и поможет, им ведь сейчас очень важно во что-то верить. Мы дадим им правду, которая выше истины, ясней и чище, и мы дадим пример, живых людей, а не убогие колонны. Мы… мы, во всяком случае, должны попытаться!»
Венец короля он вез в переметной суме: до официальной церемонии принц и не осмелился бы его носить, но вот сейчас, всего на миг, ему показалось, что венец уже на голове и давит на виски, на затылок, давит с чудовищной силой, и не сбросить его, даже на миг не приподнять. Представил свое будущее, год за годом.
Он побледнел и сжал губы, но промолчал: Ронди был слишком увлечен новой идеей, уже выстукивал пальцами ритм по луке седла, улыбался по-дурацки, как ребенок. Да и что ему скажешь?
Чашу, возле которой они когда-то встретили мастера, Рифмач объехал, даже не заметив. Он отпустил поводья, и конь просто шагал по плитам, заблудиться тут было невозможно.
Принц придержал своего каурого перед чашей и какое-то время вглядывался в пламя. Как будто хотел запомнить, навсегда унести этот образ с собой.
Огонь уже почти погас, но принц знал, что мастер сюда больше никогда не придет.
Он обернулся — и увидел там, откуда они приехали, знакомый силуэт. Не мастера — Ласточки. Девушка стояла на дороге и смотрела им вслед… кому именно, задумался он, с кем из нас двоих она пришла попрощаться?
Принцу удалось перемолвиться с ней всего-то парой слов — как раз перед тем, как мастер позвал проверять верши. Ласточка несла в руках клубок почти невесомой нити — серебристой, едва сиявшей в лунном свете. Принц заметил девушку издалека и пошел навстречу… ну, чтобы помочь, наверное.
— Да нет, спасибо, я и сама справлюсь. — Губы ее дрогнули, как будто Ласточка изо всех сил сдерживала улыбку. — Это… тонкая материя, ее легко порвать или запачкать, особенно если нет сноровки.
— «Цикады и сверчки»? — вспомнил он. — А я тогда подумал… ну…
— Что я слегка не в себе? — Ласточка все-таки не выдержала и улыбнулась. — Наверное, это странно: попасть туда, где все устроено иначе. Я вот тоже думала: как это, когда летать можешь только во сне, очаг разжигать — с помощью огнива и никак иначе, когда, если потерял руку или ногу, — навсегда остаешься калекой. Страшно, наверное?
