— Так вот, — певица сделала «страшное» лицо. — С другой стороны подноса стою я. — Она ткнула пальцем в снимок. — Видишь босоножку и край платья? Вот и вся я. Я не пойму, ты не платишь им, что ли? Этой так называемой «желтой прессе»?
— Из каких закромов, милая? — развел руками Сашок. — Ты ведь всем сообщила, что на год взяла творческий отпуск. После «Веселого огонька», — насмешливо уточнил он.
— Ладно, проехали, — оборвала продюсера Груня и сладко потянулась, размечтавшись вслух. — Сделаем чес по провинции, и будут закрома. Закромищи. — Она потрясла кулаком, грозя кому-то. — Заплатим всем сразу. А Борька — туз крапленый — сам прибежит ко мне, еще умолять будет, чтоб я на его дешевом «Музоне» выступила. Кстати, как насчет кашки, милый? Груня хочет кушать, — певица вытянула пухлые губки и покачала головой вправо-влево, как китайский болванчик.
— Все готово, — грустно вздохнул Сашок, не веря Груниным мечтам, но и не пытаясь разубедить подопечную.
Глядя, как певица уплетает манную кашу, думал:
«Нам бы еще день простоять да ночь продержаться. А еще лучше — год побарахтаться на сцене. На полдомика в Сочи у меня уже есть. Поднакопить еще деньжат и свалить отсюда с Анькой, дурой моей единственной».
Облизав ложку, Груня с сожалением посмотрела на кастрюльку — еще хочется, да интересы дела не позволяют есть вволю, фигуру блюсти надо.
— Куда хоть поедем-то? — недовольно спросила певица продюсера.
— Я ж тебе показывал уже, — Сашок положил перед Груней список городов, которые следовало «прочесать».
— Ой, — скорчила гримасу певица, читая вслух. — Глухомань какая. Вологда, Архангельск, Тверь, Ростов, Любимск… В Любимск не поеду, — сказала она странно изменившимся голосом.
— Поедешь, — приказал продюсер. — Билеты уже проданы. Платить неустойку за срыв гастролей нечем.
— Ты не понимаешь, что делаешь, — с застывшим взглядом ответила Груня.
— Это ты не понимаешь, куда мы катимся, — не остался в долгу Сашок. — Эти гастроли — наша последняя надежда, шанс на спасение. Я и их-то с такими сложностями выбил, что не дай бог тебе когда-нибудь в это окунуться. Да что тебе объяснять. Не поймешь ведь. Привыкла на всем готовеньком жить.
— Почему ты раньше не показал мне список? — спросила Груня, понимая, что «поезд ушел» и ехать все равно придется.
— Я показывал.
— Значит, я была пьяная, значит, я была невменяемая, значит, была никакая, — закричала певица, вцепившись продюсеру в передник.
Когда взрыв ярости прошел, она ткнулась в живот любовнику головой и тихо сказала:
