— Саша, если ты меня любишь, сделай так, чтобы я не попала в Любимск. Я поеду куда угодно — в стойбище оленеводов, в любую горячую точку, только не в Любимск.
— Не дури, Анна, — ответил продюсер и легонько оттолкнул певицу. — Кончай ломать комедию.
Сняв передник, Сашок ушел сначала с кухни, а потом собрался и вовсе вышел из квартиры — подышать свободно.
Груня Лемур, она же Аня Григорьева, осталась одна, если не принимать во внимание мыслей о прошлом. Они, как тени от листьев большого дерева за окном, мелькали по ее лицу пятнами.
По паспорту Анна Владимировна Григорьева давно считалась москвичкой. В свое время ей стоило это недорого. Тысяча баксов в руки паспортистки, которую к тому же вскоре за взятки уволили с работы, и местом рождения певицы Груни Лемур — восходящей звезды эстрады — стала столица нашей Родины.
— Деревянный домик, в котором я родилась, давно снесли, — со вздохом рассказывала внимательным интервьюерам набирающая высоту певица. — Соседи разъехались. Остались одни воспоминания.
Уличить во лжи Груню Лемур никто уж не мог, да и не хотел — девушка была красивой, обаятельной, и молодым журналистам обижать ее недоверием не хотелось. К тому же для них и для публики, интересующейся певицей, занявшей первое место в первом хит-параде всероссийского радио, происхождение Груни не имело значения. В отличие от самой певицы. Имея столичные корни, она чувствовала себя увереннее, потому что никто не мог ей сказать, что она со свиным рылом в калашный ряд залезла. Никто и никогда не говорил ей этого, кроме ее же комплекса провинциалки. Посмотрев в паспорт, в котором местом рождения теперь значилась Москва, Груня почувствовала, что и комплекс замолчал.
Сегодня комплекс проснулся снова, поднял свою большую, чахлую, как у завядшего пиона, голову, обозвал Груню дурой, и ей пришлось с ним согласиться. Действительно, разве умный человек наворотил бы в юности такого, что сделала в Любимске она — Аня Григорьева, выпускница школы, лучшая подруга своей лучшей подруги.
Воспоминания того, нехорошего, дня пришли к ней не в порядке очередности, а наоборот — от конца к началу. Так и доброму другу, близкому родственнику, приятному человеку мы сообщаем сначала хорошую новость, а потом уж — плохую, чтобы шока от второй, плохой, благодаря первой, хорошей, не было; удар, но не сильный.
То, что она сделала тогда, являлось простым, свершившимся фактом. Почему этот факт стал частью ее биографии, ей, и сегодняшней — повзрослевшей и успешной, не объяснить было. Умопомрачение, да и только. Хотя чувствовала она себя здоровой — когда коляску-то с чужим ребенком взяла да и покатила куда-то по улицам Любимска, подальше и прочь от места, на котором розовая коляска стояла. Вот она привезла коляску к незнакомому дому, вот оставила ее у подъезда. Вот — раньше, гуляет с коляской и спящим в ней ребенком в розовом одеяльце, не скрываясь. Вот случайно заметила коляску у дома подруги, взялась за ручку. Вопрос «Зачем?» преследует ее всю жизнь.
