— Да, в данном случае трудно установить, пытается ли он возбудить ее или выполнить осмотр груди.
Затем Август Уотерс залез в карман и вытащил оттуда, кто бы мог подумать, пачку сигарет. Он открыл ее и всунул сигарету между губ.
— Ты серьезно? — спросила я. — Ты думаешь, это круто? О Боже, ты только что все испортил.
— Что все? — спросил он, оборачиваясь ко мне. Незажженная сигарета болталась в неулыбающемся уголке его рта.
— Все. Определенно привлекательный, умный и по всем статьям приемлемый парень глазеет на меня и обращает мое внимание на неправильное употребление понятия буквальности, а еще сравнивает меня с актрисой и предлагает посмотреть кино у себя дома. Но конечно же, всегда существует гамартия, и твоя заключается в том, что несмотря на то, что У ТЕБЯ БЫЛ ЧЕРТОВ РАК, ты отдаешь деньги компании в обмен на шанс получить ЕЩЕ БОЛЬШЕ РАКА. О, Господи. Позволь мне только убедить тебя в том, что не иметь способности дышать — полный отстой. Совершенное разочарование. Совершенное.
— Гамартия? — спросил он, все еще с сигаретой во рту. Его челюсть была сжата. К сожалению, у него была умопомрачительная линия челюсти.
— Роковая ошибка[6], - объяснила я, отворачиваясь от него. Я отошла к обочине, оставляя Августа Уотерса за собой, и тут услышала машину внизу улицы. Это была мама. Она ждала, пока я заведу друзей, или типа того.
Я почувствовала странную смесь разочарования и злости, закипающую во мне. Я даже не совсем уверена, что это в действительности было за чувство, его просто было слишком много, и я хотела дать пощечину Августу Уотерсу, а еще заменить мои легкие другими, не такими хреновыми. Я стояла в своих конверсах прямо на бордюре, кислородный баллон камнем на шее болтался рядом со мной, и прямо в тот момент, как моя мама подъехала к церкви, я почувствовала, что меня взяли за руку.
Руку я вырвала, но к нему обернулась.
— Они не убьют, пока их не зажжешь, — сказал он, в то время как мама подъезжала к бордюру. — И я не зажег еще ни одной. Это метафора, понимаешь: ты зажимаешь орудие убийства прямо у себя между зубами, но не даешь ему силы убить тебя.
— Это метафора, — неуверенно сказала я. Мамина машина работала вхолостую.
— Это метафора, — сказал он.
— Ты основываешь свое поведение на его метафорическом отголоске… — проронила я.
— О да, — он улыбнулся. Широкой, нелепой, настоящей улыбкой. — Я большой поклонник метафор, Хейзел Грейс.
Я повернулась к машине. Постучала по стеклу. Оно опустилось.
