— Мои… тут?
— Здеся, Федор…
Никитин с невольной жалостью смотрел на мужика. Эх, и отделали, беднягу. А, видать, здоров! Мужик перехватил взгляды чужих людей.
— Видали, православные, как сирот зорят? — хрипя, выговорил он. — За что? За что?
Он остановился и глянул в сторону монастыря. Потом сжал кулак и, погрозив, выкрикнул:
— Прокляты будьте! Прокляты!
Кое-как Никитин выспросил у княтинцев о монастырском набеге. Говорил больше Федор. Никитину этот мужик понравился. Он рассказывал толковей других.
— Неправедно игумен поступил! — возмущенный услышанным, сказал Никитин. — На него управу найти можно!
— Где? — безнадежно и зло спросил Федор.
— У великого князя! Ему челом бейте!
— Ему! — поддержал Копылов. — Вы, ребята, не сдавайте, за свое стойте! Вот, слыхал я, игумен в Угличе своих сирот непомерно обложил, так они грамоту епископу послали, челом били, и он заступился.
— Правда, — горячо подхватил Афанасий. — Отменил игумен поборы-то непомерные. Вот и вам надо так.
В кучке княтинцев зашевелились, заговорили:
— Игумен вольничает…
— Есть правда-то на свете!
— Великий князь заступится…
— К епископу идти…
Федор поднял голову:
— Как пойдешь-то? Грамоту надо… Так не пробьешься:
Обнадеженные было княтинцы приуныли.
— Известно, грамоту…
— Куды без нее?
— А платить чем?
— Не, теперь одно — по миру волочиться…
Никитин положил руку на плечо Федору.
— Я вам грамоту напишу.
Федор недоверчиво спросил:
— Ай можешь?
— Могу, ребяты… Иванка! — обернулся Никитин к Лапшеву. — Сгоняй-ка на ладью, возьми у меня в коробе, в синем, тетрадку да склянку с чернилами.
— Сейчас, дядя Афанасий!
Иванка припустил бегом. Никитин и Копылов опустились на траву. Княтинцы по-прежнему жались к ним.
— Да вы кто будете-то? — спросил Федор.
— Купцы, — ответил Никитин.
— Ваша доля вольная, — опять вытирая кровь с лица и морщась, вздохнул Федор. — Вам что? Купил — продал… А тут, видишь, как…
— Да и у нас не сладко, — утешил его Копылов. — Не слыхал, что ль, как дерут с нашего брата? А то и пограбят…
— Дело торговое, — равнодушно согласился Федор. — Из наших, после воли, двое тоже в купцы ушли. Один, слышь, выбился. В Твери. Прошка Викешьев… Не слыхали, часом?
— Нет, — подумав, отозвался Никитин. — Не упомню.
— Конешно, где всех узнать… Тверь большая.
Он умолк и уставился на пожар. Тлели бревна нижних венцов. Метался пепел. Смотрели, как догорает деревенька, и купцы. Подошла Марфа. Она еле двигала ногами после побоев. Села рядом с Федором, потрогала его за плечо, словно убеждаясь, что жив, и строго, испытывая, оглядела тверских.
