— Не приведи бог начать эту войну! — сказал как-то Адашев при Иване Федорове. — Не дай бог! Ливонцев разобьем. Но вмешаются шведы, Польша, и Литва. И тогда быть худу… Не станет мира и в русской земле…
Ох, боится, боится Адашев нестроения народного! Не оттого ли и ратует за печатные книги, всем попятные, учащие смирению?
У Адашева много книг. Есть и греческие. Он разрешает Ивану Федорову брать их. Знает — тот не испортит.
Федоров с трудом, но разбирает по-гречески. Спасибо Максиму Греку, наставил в азах. Жаль, в прошлое лето преставился мудрый старец мученик, так обрадовавшимся первой печатной Псалтыри… А уж если жалеть, то и Афанасия Твердохлебова пожалеть надо. Тоже скончался недавно. Всегда был к Ивану Федорову добр. В горе выручал.
Люди умирают, стареют, а вот Акиндину-писцу время, кажется, нипочем. Обопьется, отстонет свое и опять шныряет по Москве, вертит сизым, длинным, как у кулика, носом. Да и поп Григорий с попадьей Варварой живы-здоровы…
Пусть их. Жалкие!
Ивану Федорову не до них. Вот опять не подвезли бумаги. Опять печатная изба стоит на запоре. Денег не дают на шрифт. Свинца не дают. Федоровских литцов опять на пушки забрали.
И даже Алексей Адашев в последнее время отмахивается от просьб.
— Ох, погоди… До книг ли?..
***
Как-то днем постучали под окном. Иван Федоров отворил дверь. На крыльце стоял медвежеватого вида человек в шубе, опоясанный саблей.
— Ан не признал? — спросил человек.
— Ларион?! Ты ль?!
Сидели в избе, угощались тем, что нашлось. Сын Ивана Федорова глядел в рот Ларьке, рассказывающему, как ходил он с князем Курбским, с воеводами Шереметевым и Микулинским за Уржум и Мешь, за леса, до самых башкир, а оттуда, вверх по Каме, в самую Сибирь.
— Мы их тыщ сто побили, татар этих, — говорил Ларька, прожевывая снедь. — Самых славных кровопивцев христианских посекли. И Янчуру Измаильтянина, и Алеку Черемисина, и других прочих князем ихних. Под корень резали, где бунтовали… Не хотят нашу веру принимать! Ну, конечно, им обидно, что мы их землю взяли… А ведь я, слышь, Иване, не чаял тебя в этой избе сыскать!
— Что так?
— Дак и у нас в рати известно про твои книги печатные. Ну, думаю я, в чести ты ныне. Обогател. В хоромах живешь.
— Где там!.. А ты-то как?
— Я при князе Курбском. Землю от него получил. В стремянных хожу.
— Щедр князь?
— И щедр и смел, а мне любы такие… Не слыхал, куды поход готовят?
— На крымчаков или на ливонцев.
— М-да… На ливонцев бы! Бабы там, говорят, самые развеселые! И богатств много у купцов!
