Доктор Герман и Костя Кричевский стояли у дверей, любуясь ею. Толстяк наклонился к уху молодого помощника станового пристава и прошептал:
— В такие минуты я жалею, что я не женщина! До чего хороша, верно?!
Раненого инженера осторожно перевезли в отдельную палату и уложили на кровать, подстелив кожаный матрасик, чтобы кровь не просачивалась на пол. Его лихорадило, он уже чувствовал большую кровопотерю. Принесли горячего чаю с сахаром, только для больного. Все собрались вокруг его ложа, никто не уходил. Ждали кого-нибудь из полицейской части, расположенной посередине пути между Инженерным поселком и больницею. Спокойная и слегка бледная Сашенька отозвала в сторону доктора Германа.
— Скажите, этот сумасшедший, что нас принял, он все делает правильно? Он не навредит Евгению?
— Нет, что вы! — улыбнулся доктор Герман, млея под лучистым взглядом ее темно-карих глаз. — Доктор Гейкель большой оригинал… Это создает ему дополнительные трудности в жизни, но он большая умница и отличный специалист, поверьте мне!
— Хорошо, — негромко сказала княжна. — Надеюсь, все хорошо кончится. Для меня очень важно, чтобы Евгений поправился.
— Я понимаю вас… Это для всех нас важно…
— Вы не понимаете, — сухо остановила его Сашенька. — Это для меня важно особенно!
Через полчаса, показавшихся молодому Кричевскому вечностью, в приемный покой, топая и отдуваясь с холода, вошла массивная неповоротливая фигура в тяжелой шинели. Становой пристав Леопольд Евграфович Станевич по столь неординарному случаю пожаловал в больницу собственной персоной. Увидав в больничном коридоре своего помощника, Леопольд Евграфович на всякий случай нахмурился и придал своему багровому одутловатому лицу выражение начальницкой строгости. Кричевский поспешно помог ему раздеться и, стаскивая шинель с тугой спины станового пристава, вдруг поймал на себе острый взгляд Собянской княжны — не то презрительный, не то насмешливый. «Боже мой, — подумал Костя, приходя в отчаяние, — она меня за подхалима приняла… За начальницкого холуя! Боже мой, что же делать?!»
С проклятой шинелью на руках он протопал вслед Леопольду Евграфовичу в палату, где незадолго перед этим инженер Лейхфельд забылся в неглубоком сне.
— Все вижу, все понимаю! — шепотом сказал становой пристав, приложив к усам толстый красный палец. — Всех свидетелей происшедшего попрошу собраться в коридоре для подробного допроса, а пока почитаю своим долгом задать пострадавшему господину Лейхфельду три кратких вопроса и более не истязать его никакими протокольными формальностями. Кричевский! Бумагу и чернила! Вас, господа эскулапы, хе-хе… попрошу в свидетели. Каково состояние больного?
