Гейкель нехотя согласился, но при осмотре то и дело охал, вскрикивал и ужасался:
— Мейн готт! Это просто ужасно… Ужасно! Десять! Уже десять!
— Что такое?! Что?! — испуганно вопрошал раненый Лейхфельд, не понимая слов врача. — Что такое десять?!
— Это я не вам! Десять уже… Пора мне чай пить, а я тут с вами вожусь… Сестра Мамошина, записывайте! Поступил в десять часов в тяжелом состоянии инженер Лейхфельд… Огнестрельное сквозное ранение при невыясненных обстоятельствах…
— Ну какие там невыясненные обстоятельства!.. — вымученно улыбнулся под его холодными руками раненый, раздетый по пояс, дрожа от озноба. — Я же говорю вам: саморанение! При чистке оружия! Вам что — моих слов мало?!
— Слово к делу не пришьешь, сударь! Сейчас вы еще можете это говорить, а завтра — неизвестно… Так что лучше помалкивайте и берегите силы: они вам еще ох как понадобятся! Мамошина, пишите: канал сквозной, с левой стороны… Ребра не задеты, легкое тоже цело, но повреждение плевральной области имеется! Это существенно затрудняет дыхание и является причиной сильного кровотечения, которое и привело впоследствии… Впрочем, погодите, это сейчас не пишите. Потом напишете. Пульс… хм… — Гейкель взял вялую руку Лейхфельда с синюшными ногтями, вскинул на цепочке серебряные часы-луковицу, — пульс неровный, невысокого наполнения, достигает ста двадцати… Нет, ста тридцати ударов в минуту! Да-с, голубчики мои! Дело серьезное! Все в вашей судьбе решат ближайшие два часа! Возможно возникновение осложнений, и тогда, милейший, увидите, кто из нас был прав! Пока советую помолиться и предпринять необходимые распоряжения!
— Какие распоряжения? — поднял на Гейкеля глаза, полные ужаса, раненый инженер.
— Насчет имущества, разумеется! У нас существует добрая традиция оставлять что-нибудь тому богоугодному заведению, в котором окончил свой земной путь страдалец и упокоилась его грешная душа…
— Прекратите! — неожиданно решительно и властно воскликнула Собянская княжна. — Прекратите ломать комедию! Вы же видите, что ему плохо — ну так и помогайте! Делайте свое дело, а полиция пусть делает свое! Дайте какое-нибудь одеяло, ему холодно! Я вам говорю, милейший! — прикрикнула она в упор на стушевавшегося Гейкеля. — Извольте распорядиться! И скажите, чтобы приготовили теплое питье! Сестра, немедленно!
Она подошла решительно, мягко положила свою прекрасную руку на лоб встрепенувшемуся Лейхфельду.
— Не бойся, Эжен, все будет хорошо. Ты непременно поправишься, я позабочусь обо всем…
