– Так и есть. Я очень тебя люблю, Нюсь. Не ругай хоть ты меня, дорогая.
– Ладно. Ты остаешься с Марком?
– Нет.
– Когда приедешь?
– Нюсь, хочу здесь задержаться.
– Где здесь?
– Еще не решила, где именно.
– Не сходи с ума! Еще все можно исправить с Максом. Или выбери Марка. Прими решение, в конце концов! Сколько можно витать в облаках?!
– Я не знаю, чего хочу. Понимаешь? Знаю, что хочу пожить здесь. Одна. И подумать. Может быть, потом смогу что-то решить.
И тут Нюся сказала то, чего я от нее не ждала:
– Знаешь, может быть, ты и права. Оно у тебя есть. Дай Бог, выведет.
– Оно?
– Звериное чутье, что нужно делать. Ты такую стойку принимаешь, будто на затылке радар, который направление указывает. Покрутишь этим радаром, и ты уже знаешь, что тебе сейчас нужно. А у меня всегда всё от головы.
– Поэтому у тебя всё хорошо, а я опять только и имею, что радар, и чую им, что мне сейчас нужно.
– Ты только звонить не забывай, ага?
– Обещаю, Нюсь, что буду. Регулярности только не обещаю.
– Я и не тешу себя напрасными надеждами. Ну, ты хоть потом, позже вернешься?
– Не знаю.
Выключила телефон и решила купить местную сим-карту. Невозможно начать новую жизнь со старым номером телефона.
Шла по улице и увидела парикмахерскую. Зашла, даже не подумав зачем. Сказала «Bonjour [2] » и села в кресло. Зал маленький. Кресло всего одно. Мастер тоже один. Внешность не европейская. Если надеть чалму – вылитый индус. Я смотрела на себя в зеркало. Он смотрел на меня в зеркало. Смотрел не на мои волосы, а в глаза, но взгляды наши не встретились.
– Madame?
– Comme vous voulez [3] .
Мастер продолжал смотреть на мое отражение в зеркале. Я же смотрела в зеркало, но видела в нем не себя. Нюся только-только поступила в институт, как у нее начался бурный роман. Мальчик учился в архитектурной академии на промышленном дизайне и увлекался буддизмом и музыкой. Казалось, что музыкой больше – бренчал на гитаре в студенческой группе. А когда мы с Наташкой приходили в гости в общагу – отбивал нам странные ритмы на там-таме и рассказывал нам о буддизме. Очень светло улыбался. Это всё, что видела я. Втроем мы виделись редко. Зато они почти всё время проводили вместе вдвоем. Они не говорили о свадьбе, но в Наташке с каждым днем крепла уверенность, что со дня на день они поженятся. И вот однажды он позвал нас к себе после концерта. Наташка задавала глазами ему вопрос: мол, ты уверен, что зовешь нас обеих? А он будто не замечал этого ее вопроса, как-то светло шутил и вел нас обеих за руки к себе в общагу. Про себя я думала, что выступали они сегодня как-то необычно. Очень уж хорошо играли. Я бы сказала, слишком хорошо. Как в последний раз, как будто прощались. В его комнате мы уселись рядком. Из воздуха появился чай и конфеты. Пили чай, и тут мальчик сказал, что едет в Индию. На месяц. Мы порадовались за него и ничего не заподозрили. Будто бы. Наташка скучала, писала ему письма по электронке. Он иногда отвечал. Вернулся он не через месяц, а только через два. Совсем прозрачным и лысым. Увидев широко открытые глаза Наташки, он с улыбкой сказал:
