— Вы тоже, — сказал Рэймидж.
— Нет, я остаюсь.
Рэймидж не был настроен спорить, но он и не хотел никого убивать без крайней необходимости, поэтому он повернулся к Парехе с самым безжалостным выражением лица, на какое был способен, одновременно вытащив собственный пистолет и наведя его на штурмана.
Он сказал холодно по-испански:
— Лейтенант, до вчерашнего дня я не знал о вашем существовании. Сегодня меня не заботит, существуете вы или нет. То же самое относится к этому человеку. Если он не сядет в шлюпку, я убью вас обоих. Это не имеет никакого значения для меня и не помешает моим планам, так что делайте, что хотите: или дайте ему законный приказ вышестоящего офицера, или… Это его последний шанс — и ваш тоже.
Пареха теперь выглядел так, словно упадет в обморок до того, как успеет заговорить: Джексон так сильно прижимал дуло пистолета к его шее, что ему приходилось делать усилие, чтобы против воли не шагнуть вперед. Наконец он тихо, почти шепотом, приказал штурману:
— Делайте как вам говорят. Садитесь в шлюпку.
Штурман, казалось, не собирался повиноваться, но, заглянув в дуло пистолета Рэймиджа, а затем в его глаза, он пошел следом за другими. Тогда Рэймидж обратился к четвертому лейтенанту, оставшемуся в одиночестве и, очевидно, напуганному этим.
— Вы временно назначены капитаном «Сабины». Вы будете следовать на буксире за моим судном днем и ночью. Ночью зажжете три фонаря, как прежде. Удостоверьтесь, что ваши матросы ведут себя покорно. Не делайте ошибок. Первым вы обречете на смерть штурмана — вы увидите, как его тело плывет мимо. Потом младший, третий, второй и первый лейтенанты. Ваша шестая ошибка отправит на смерть вашего капитана. Вы понимаете?
Испанец кивнул, неспособный говорить.
Рэймидж жестом указал Джексону, чтобы тот убрал пистолет, и Пареха пошел к фальшборту.
— Вы — варвар, — почти шепотом сказал он по-английски. — Не лучше любого пирата.
— Вы льстите мне, — сказал Рэймидж холодно, наслаждаясь своей временной ролью и с трудом удерживаясь от смеха. — Мое любимое занятие — убийство. По закону, вы понимаете: все должно быть сделано по закону — в этом половина удовольствия. Именно поэтому я наслаждаюсь войной — не так ли? В конце концов, это Его Католическое Величество объявил войну нам. Мы ее не начинали, вы знаете. Мы — просто еретики — вы помните, как ваши священники сжигали таких как мы, чтобы спасти наши души? С тех пор, как вы навсегда закрыли для нас райские врата, мы прокляты навеки, и нам нечего терять. Но вы, если я убью вас, вы попадете прямо на небо — не так ли?..
