Голос Парехи неожиданно дрогнул, и Рэймидж холодно сказал:
— Вы нарушили договор об условном освобождении.
— Сэр! Как можете вы предполагать…
— Вы нарушили договор об условном освобождении, и тут нечего обсуждать. Пожалуйста, представьте мне своих офицеров.
Пареха пожал плечами и подозвал нескольких человек, стоявших у штурвала. Они сразу же подошли — четыре молодых человека с разницей в возрасте в несколько лет — и выстроились в шеренгу, похожие на нашкодивших школяров, хотя Рэймидж знал, что они все почти его ровесники. Он предусмотрительно держался от них на расстоянии трех-четырех шагов, чтобы избежать рукопожатий, и Пареха представил их как второго, третьего, четвертого и младшего лейтенантов, и каждый в свой черед поклонился.
— А штурман?
Пареха махнул рукой небритому человеку, примерно пяти футов ростом, больше похожему на потрепанный непогодой бочонок с ногами. Рэймидж повернулся, чтобы взглядом указать Джексону на пистолет у него за поясом, а потом на Пареху, который пропустил этот немой диалог.
В то время как испанский штурман ковылял к ним, изображая на лице негодование, ненависть и презрение, Джексон небрежно сделал несколько шагов и оказался за спиной Парехи.
Когда штурман был представлен, Рэймидж понял, что его нельзя оставить на борту. Он также должен стать пленником: совершенно очевидно, что штурман — жесткий, злобный человек, способный на любое предательство или преступление, мысль о котором придет в его грязную голову. Вместо него Рэймидж решил оставить четвертого лейтенанта — гибкого юнца, слабого и бесхарактерного, судя по выражению лица, очевидно, попавшим на фрегат благодаря связям при дворе, а не своим способностям к морскому делу.
Рэймидж повернулся к Парехе.
— Все за исключением этого джентльмена, — сказал он по-английски, указывая на четвертого лейтенанта, — должны сесть в эту шлюпку немедленно.
Пареха, ошеломленный неожиданным приказом, уставился на Рэймиджа и затем начал заикаться:
— Но… но…
— Переведите приказ, пожалуйста.
— Нет, я отказываюсь!
Рэймидж посмотрел на Джексона через плечо испанца и кивнул.
Дуло пистолета американца прижалось к шее Парехи. Тот стоял как парализованный, и Джексон с точно рассчитанным драматизмом взвел курок, так что Пареха всем телом ощутил металлический щелчок. Рэймидж мог видеть капли пота на лбу и верхней губе испанца, но поскольку тот, похоже, не собирался говорить, Рэймидж неожиданно сам отдал приказ по-испански. Внезапность движения Джексона и неожиданно выказанное Рэймиджем знание испанского языка сломили второго, третьего и младшего лейтенантов, и они двинулись к входному порту, но штурман стоял неподвижно.
