— Мы примерно здесь, сэр, — возможно немного дальше к западу, — сказал он, коротким указательным пальцем уверенно тыча в расположенный южнее крест, — а здесь точка рандеву.
— Ближе, чем я надеялся.
— Да, сэр, хотя здесь есть течение, которое сносит нас к юго-востоку, разумеется.
— Очень хорошо, мистер Саутвик, мы возьмем курс на точку рандеву.
Спустя два часа после рассвета в воскресенье «Кэтлин» легла в дрейф возле «Виктори», как пескарь у бока кита, и Рэймидж поднялся на борт и объяснил капитану Роберту Колдеру, который был старшим капитаном флота, что у него срочные новости для адмирала.
Колдер настаивал, что должен знать, о чем идет речь, прежде чем допустить его к сэру Джону, но Рэймидж со смесью упрямства и важности, отказался говорить, так как Колдер не имел никакого права спрашивать. Дальнейший спор был прерван юным мичманом, пришедшим, чтобы сказать Колдеру, что адмирал хочет видеть мистера Рэймиджа в своей каюте немедленно. Рэймидж поспешил на корму, надеясь оставить Колдера на хорошо выскобленной палубе флагмана. Хотя они встретились впервые, он сразу почувствовал неприязнь к нему.
Каюта адмирала была просторной, и холст, покрывающий палубу и разрисованный большими черными и белыми квадратами, напоминал огромную шахматную доску. Сэр Джон ждал его, стоя спиной к высоким узким кормовым окнам, так что его лицо было в тени, стоя в знакомой позе — склонив немного маленькую голову к плечу, заложив руки за спину; затем он поднял пристальный взгляд.
— Ну, мистер Рэймидж, последнее, что я слышал из Гибралтара, это то, что вы сдали свое судно и были заключенным в испанской тюрьме.
Выражение лица было безразлично, несмотря на ехидные нотки в голосе, и прежде, чем Рэймидж смог ответить, он продолжил:
— Вы встречали капитана Халлуэлла? Он на борту как мой гость. Бен, это молодой человек, о котором я говорил вам, — Рэймидж, сын графа Блейзи. У него есть обыкновение интерпретировать приказы в соответствии с его собственными целями — я чуть не сказал «прихотями». До сих пор он также удовлетворил запросы вышестоящих должностных лиц. Я верю, — добавил он, поворачиваясь к Рэймиджу, — что это счастливое положение дел продлится, хотя я никогда не встречал игрока, который умер богатым человеком на склоне лет.
Рэймидж почувствовал весомость предупреждения, исходящего от человека, известного как самый строгий (и самый справедливый) педант на флоте; и хотя он пытался удержать улыбку на лице, он знал, что похож на нашкодившего мальчишку перед лицом наставника.
