Госпожа Велерина уселась в лёгкое плетёное креслице и заинтересованно улыбнулась.
— А какой породы была твоя собака?
Ларка старательно сделал вид, будто обиделся.
— Как можно, ваше магичество? Какая собака? Коза — причём такая стервь, что не приведи боги!
Он осторожно примерился всем весом ко второму креслицу — оказалось вполне ничего, хоть и хлипковато на вид — а сам рассказывал, как ещё тем летом ведьма отправилась травы свои собирать в дальнюю падь. Да как на беду, в это время откель-то в ближний лес василиск прибился, приблуда этакая. То ли от своих отстал, то ли и вовсе выгнали…
— А наши старики давно приметили, что не могёт он козу так сразу в камень обратить, и всё. Уж на что упрямые и зловредные те твари — даже сам падший от них отказался, говорят. Так вот, староста и повелел мне взять Маньку с собой, да злыдню тому бородавчатому и подсунуть. Вроде как, одна вредность против другой нипочём не сдюжит.
Госпожа Велерина отчаянно хохотала, когда красочно расписывающий это дело Ларка добрался до конца истории — василиск запарился бегать за привередливой козой да заглядывать ей в глаза. А та, паразитка, скакала от него по бурьянам словно за ней волки гнались. Потом обозлилась, да как попёрла рогами на зверюгу!
— Тот молодой был или дурной совсем — тикать от неё. А мы с Хведотом в кущарях сидим да со смеху за бока хватаемся…
И когда наконец Манька загоняла по жаре василиска до того, что он с досады свернулся в клубок да сам в валун обратился, из баронского замка подоспела Ольча-чаровница. Чем надо посыпала, да трижды с наговором прабабкиным по солнышку обошла — тот на части и рассыпался.
— Потом полдеревни в сапогах из его шкуры ходило — ну вот ей-же-ей, ваше магичество! Я своей Милке лично у Ряхи-скорняка заказывал…
Волшебница утёрла глаза тончайшим батистовым платочком (ну, словно крулевна!) и восхищённо улыбнулась, покачивая белобрысой головой.
— Давненько я так не смеялась — но что самое интересное, ни слова не соврано…
Ларка с обиженным лицом вылез из кресла, нависнув над посерьёзневшей магичкой всем своим немалым по сравнению ростом.
— Зря вы так, госпожа Велерина — у нас лукавые языком или душою не приживаются.
Та взвилась, словно за седалище цапнула, упаси боги, змеюка. Ещё только что голубые глаза сузились, по атласным щёчкам пошли красные пятна, а с прыгающих на личике губ раздалось почти змеиное шипение.
— Что ты себе, смерд, позволяешь?
Но Ларка уже осознал свою оплошность. Вот тебе, простофиля деревенский, вот тебе наука! Всё обман то был, любезничанье да кривлянье — не можно быдлу разговаривать как ровня с магичкой… он уже стоял навытяжку во фрунт, и как положено по уставу, преданно ел глазами начальство.
