Блауэр почти попал в точку, имея в виду недавнее саркастическое замечание Берты.
— Это все? — спросил Блауэр, уже порываясь сдвинуться с места. — Дел сегодня полно.
— Раньше произошел еще один несчастный случай, — напомнил ему Вертен, не обращая внимания на вопрос.
Блауэр вздохнул.
— Фройляйн Каспар, хотите сказать?
— Да, — подтвердил Вертен, — фройляйн Каспар и противопожарный занавес. Господин Малер едва избежал повреждений в тот раз, не так ли?
— Молодой певице повезло намного меньше, надо сказать. — Произнося эти слова, Блауэр непроизвольно вернулся к своему оттакрингскому выговору.
— Тем не менее два таких несчастных случая должны были обеспокоить вас.
— Мы отделались от рабочего сцены, ответственного за это, — пояснил Блауэр. — Я без конца твердил ему, что негоже седлать мертвую лошадь, да разве он будет меня слушать?
— То есть, я полагаю, вы хотите сказать, что не надо закреплять конец каната, не находящегося под нагрузкой?
Это произвело сильное впечатление на Блауэра.
— Точно. Вы служили рабочим сцены?
Вертен почувствовал, что покраснел при этом вопросе. Он заметил, что Берта прикрыла ладонью улыбку.
— Нет, — отрывисто бросил он. — Просто я хорошо начитан.
Блауэр не обратил на это никакого внимания.
— Звали его Редль. Никак не мог докумекать самое основное. После истории с противопожарным занавесом я уволил его.
— Вы говорите, что за падение противопожарного занавеса нес ответственность господин Редль.
— Конечно, он отрицал это. Но я после этого осмотрел все канаты. Все было закреплено неправильно. Мужик оказался бестолочью.
— А как можно встретиться с господином Редлем?
Блауэр, поморщившись, присвистнул.
— Только не поблизости отсюда, это уж точно. После этой истории он не смог найти себе места нигде в империи. У нас болтают, что парень смылся в Америку, где никто не знает историю его службы. Тем хуже для них.
Погода все еще была прекрасной, и они решили пройтись до квартиры Малера пешком. Однако тут же встал вопрос о еде. Утренний рогалик превратился в далекое воспоминание; Вертен не только чувствовал, но и слышал некое урчание, которое требовало внимания к себе.
— Ты, наверное, голодна, дорогая, — заметил он, когда супруги вышли из Придворной оперы.
Жена взглянула на него с улыбкой:
— Это должно означать, что муки голода испытываешь ты.
— Да, но я пытаюсь вести себя благопристойно по поводу таких вещей.
— По поводу голода? Я не поняла правил внешних приличий, относящихся к этому.
