— Кто его ударил?
На сей раз молчание тянулось дольше. Морри вяло повернул голову.
— Кто ударил Карлоса, Морри?
— Я и в первый раз вас расслышал. Но что за свора! Достопочтенный Эдвард Мэнкс за серьезной беседой за ленчем в «Тармаке» с мисс Фелиситэ де Суз, с которой, разумеется, состоит в родстве по материнской линии, — так, что ли, газеты писали. Ее отчим — лорд Пастерн-и-Бэготт, но если спросите меня, это сдувшийся роман. Шерше ля фам.
Фокс поднял глаза от заметок с выражением безликого интереса.
— И женщина в данном случае… — подстегнул Аллейн.
— Смешное имя для девушки.
— Карлайл?
— На мой взгляд, самое что ни на есть дурацкое имя, ну и что? Но они сплошь и рядом такое выкидывают. Только представьте себе — иметь две фамилии. Пастерн-и-Бэготт. Но я с обоими справлюсь, уж будьте уверены. Пытался меня надуть. Ха! Бранил меня. Говорил, что напишет в чертову газетенку. Махал своим револьверишкой, и где он теперь?
— Вас надуть? — тихонько повторил Аллейн. Он понизил голос до тона Морри.
Голоса их сплетались и стихали. Они казались двумя сомнамбулами, разговаривающими с кем-то, кого видят во сне, — безмятежно и с тайным взаимопониманием.
— Он, возможно, знал, — шептал Морри, — что я на такое не пойду, да сами посудите, очень ведь неловко вышло бы. Постоянный ангажемент. Большое спасибо. Как дела у хора? — Он слабо рассмеялся, зевнул и прошептал: — Прошу прошения, — и закрыл глаза.
— Засыпает, — сказал доктор Кертис.
— Морри, — громко сказал Аллейн. — Морри!!!
— Что?
— Лорд Пастерн хотел, чтобы вы дали ему постоянный ангажемент?
— Я ж вам сказал, он и его холостопорожние патроны.
— Он хотел, чтобы вы уволили Скелтона?
— Это все Карлос виноват, — сказал Морри довольно громко и чересчур жалобно. — Он это придумал. Господи, ну и разозлился же он!
— Кто разозлился?
Слабый голос шепнул с толикой коварства:
— Вот и подумайте.
— Это был лорд Пастерн?
— Он? Не смешите меня.
— Сид Скелтон?
— Когда я ему сказал, — слабо шепнул Морри, — вид у него сделался кровожадный, просто убийственный. Честное слово, я был весь на нервах.
Повернув лицо в сгиб локтя, он провалился в глубокий сон.
— Теперь часов восемь не проснется, — констатировал доктор Кертис.
