Теперь их объединяла общая «подростковая глупость», и они, поняв это, дружно рассмеялись.
— Надя будет вам рада, — зачем-то сказала Катя, все еще пытаясь выглядеть серьезной взрослой женщиной. Получилось это у нее из рук вон плохо, и, поняв это, она сначала покраснела, а потом рассмеялась снова. — Пошли? — спросила она, когда кончился приступ смеха, протягивая ему руку.
Он взял ее узкую ладонь, как берут сокровище, осторожно и в то же время с желанием не потерять, и они пошли дальше, и ему казалось, что где-то далеко, в темной высоте неба, звучит музыка, и почему-то он подумал — это поют ангелы… Жалко, что в большинстве случаев ангелы поют грустно…
Даже когда сердце согревает такая вот тихая радость…
* * *
Когда они вошли в подъезд, к Кате вернулся здравый смысл. «Что это я делаю? — строго спросила она саму себя. — Какая, право, глупость творится… Почему я его привела к себе домой? И почему я решила, что это не случайная встреча? Господи, сегодня я совсем потеряла голову, от этого снега, что ли? Веду себя как… как…»
Она не смогла найти определение самой себе, да и не хотела. «Наплевать, — решила она, вспомнив, как хорошо ей было с ним идти по заснеженной улице. — В конце концов, за свои поступки я расплачиваюсь сама. Давно уже… И без глупостей жить довольно скучно. Может, спокойней, но ведь скучно, правда…»
Странное дело — от последней мысли ей стало весело, и она вдруг ощутила себя легкой, почти невесомой, словно бы вернулась молодость, глупенькая, неразумная, но такая свежая… И ей показалось, что вместе с юностью вернулось то, прежнее, мироощущение, когда и краски ярче, и звуки и все вокруг исполнено очарования…
«Теперь это так редко бывает, — вздохнула она про себя, — что одна маленькая вечерняя глупость, право, не повредит…»
— Да заходите же, — приказала она своему спутнику. — Сразу предупреждаю, что у меня хроническая несовместимость с порядком… Я, честно, пытаюсь его навести, но почему-то он бежит из этого дома… Это такая вот фамильная черта. У нас в Москве творилось то же самое…
— Вы из Москвы? — удивился он.
— Ну да… Только я здесь живу очень давно. С семнадцати лет…
— Почему?
— Я здесь училась…
Она сняла сапоги и протянула ему домашние тапочки. Ужасно смешные. Две заячьи морды с огромными ушами…
— Сейчас поставлю чайник, — сказала она. — Вы пьете вечером кофе?
Он кивнул.
Катя обрадовалась, потому что на кухне она могла спрятаться от вопроса в его глазах. Нади дома не было еще — она обнаружила записку. «Буду через два часа» — гласила эта записка, и ничего больше… Куда отправилась дочь, она сообщить не удосужилась. Как всегда. Катя даже не ругалась особенно — в свои шестнадцать она тоже не спешила обрадовать родителей откровенностью.
