— Как вы сказали?
— Так говорит моя мама, — рассмеялась она, снова рассыпав колокольчики. — Местный антураж… Когда она сталкивается с жизненными реалиями, она смешно так морщит нос и разводит руками: «Ничего я не понимаю в местном антураже…»
Она так живо это показала, что он невольно рассмеялся, представив себе пожилую даму, очень похожую на саму Катю, только постарше, и все-таки ничего, ничего не понимающую…
— Ой, — остановилась Катя, по-детски оборачиваясь с испугом. — Вы никуда не спешите?
— Нет, — сказал он.
— Но ваша…
— Сашка? Она сейчас в надежных руках. Более надежных, чем мои…
Катя кивнула, не спрашивая, чьи руки он считает надежными. Но ему показалось, что в ее взгляде проскользнула грусть.
— Тогда можно куда-нибудь зайти… На несколько минут. Мне так неудобно перед вами — я думала о вас плохо! Понимаете, это от страха. Я все время боюсь за Надю. Может, потому, что сама в юности выкинула глупейший фортель…
— Вы ведь никого тогда не слушали…
— Конечно, — кивнула она. — Мне казалось, что никто ничего не понимает в моих чувствах. Только я сама… Оказывается, именно я ошиблась. Но это такие глупости, давайте не будем об этом.
Они шли по заснеженному проспекту, и ему хотелось бы идти так целую вечность…
Он согласен был слушаться ее во всем, лишь бы никуда не исчезла эта дивная, невесть откуда появившаяся свобода дыхания. Он и сам не мог понять, почему ему так легко рядом с ней — даже просто идти рядом и молчать, слушая ее слова, которые были невесомыми и ничего не значили, в сущности, но ему казалось, что каждое слово, произнесенное ею, значимо так же, как слова Соломона, и мудры так же, хотя…
Он усмехнулся.
У нее просто то самое легкое дыхание… Вот и все. Как в известном бунинском рассказе. Словно она сама из тех, дальних, времен. И как она сохранила в себе это — непостижимо уму…
— Послушайте, что я придумала, — внезапно остановилась она. — Эти дурацкие кафе мне все кажутся неуютными… Пойдемте лучше ко мне. Это недалеко… Правда.
Он и на это согласился.
Она вздохнула с явным облегчением.
— Честно говоря, я боюсь, что вы снова уйдете и исчезнете, — призналась она. — Я глупо себя веду…
— Нет, — улыбнулся он. — Совсем не глупо…
— Но ведь вряд ли это можно обозначить словом «умно»…
— Нормально вы себя ведете… Мне тоже не хочется, чтобы вы исчезали…
Слова слетели с его губ так быстро, что он не успел их ухватить. «А и в самом деле мы оба ведем себя глупо, — признался он. — Будто мы Надины ровесники… И пусть так… Может быть, это-то поведение и правильно?»
