— Пожалей меня!
— Я жалею, — сказала Фидо наконец, глядя прямо ей в глаза. — Правда жалею. И не осуждаю тебя за эту связь. Но я считаю, что она отравляет твою душу. — Она встала с тяжелым вздохом. — Больше я не стану помогать и содействовать ей; я даже слышать об этом не желаю.
— О, но…
— Тсс… — Фидо приложила палец к губам, глядя на Хелен глазами полными страстной любви.
Члены Общества реформисток созваны на Лэнгхэм-Плей загадочным посланием Бесси Паркес: «С целью обсудить дело, представляющее важное значение для будущего „Журнала“».
Странно, подумала Фидо, перечитывая ее записку: всего месяц назад для нее не было ничего важнее, чем будущее «Журнала английской женщины». А сейчас все ее мысли сосредоточены на Хелен Кодрингтон. Временами она ловила себя на том, что лучше бы ей не встречаться с ней на Фаррингдон-стрит; чтобы в тот последний день августа она оказалась где-нибудь в другом районе Лондона и шла бы себе, погруженная в свои мысли.
— Ситуация весьма неприятная, — заметила Эмили Дэвис, занимая место за столом.
Их секретарь не может унять дрожи.
— Выяснилось… Оказывается, финансовое положение «Журнала» в гораздо худшем состоянии, чем мы думали.
— Расскажите им, что сказали подписчики, — величественно распорядилась Бесси Паркес, трагически покачивая головой.
— Я втайне беседовала приблизительно с десятью нашими подписчиками, которые после шести лет решили не возобновлять подписку, — сказала Сара Левин своим пришепетывающим голосом. — Несколько человек заявили мне, что, по их мнению, «Журнал» так и не сумел оборвать некоторые сомнительные связи.
— Но, бог видит, мы старались! — воскликнула Джесси Бушере.
— В самом деле, — грустно подтвердила Иза Крейг. — Вынудили бедную Макс уволиться с должности редактора…
Фидо нахмурила брови. Она до сих пор чувствует себя виноватой в том, что приложила руку к увольнению Матильды Хейс,[45] писавшей под псевдонимом Макс. Она была самой ревностной участницей за права женщин, которая призывала к эмансипации женщин еще в то время, когда остальные члены Лэнгхэмской группы носили короткие платьица.
— Мы ее не вынуждали, — возразила Бесси Паркес.
— Ну, уговорили, убедили, — сказала Фидо.
— У нас не было другого выхода: имя Макс было запятнано, — заключила Бесси Паркес, глядя в сторону. — Ее репутация сторонницы блумеризма,[46] дикие вспышки, эта женская община в Риме…
— Однако вы дружили с ней и с мисс Кашмен,[47] вы сами там жили, — подчеркивает Джесси Бушере.
