«Мама, дорогая мамочка…»
Он не мог выдавить из себя даже шепота, губы его не двигались, но он знал, что она слышит его… Обрывки сердечных, ласковых мыслей роились в голове, а потом и они растворились в слезах, и только в висках нарастала боль, а в ушах шумело.
С трудом поднявшись, он покачнулся и едва не упал. Добравшись до ворот, заметил, что оставил шапку. Вернувшись за ней, он как-то тупо, почти с безразличием посмотрел на могилу, старательно отряхнул шапку от песка и вдруг почувствовал голод: с утра ничего во рту не было. Он подумал, что пани Бартоломейчикова, у которой он столовался, заказывала сегодня на обед свинину. Должны были для него оставить. Жирный, щедро политый сметаной жур и отварная свинина. Он ускорил шаги. У входа в парк на скамейке сидел граф, покуривая папиросу.
Матей понял, что тот дожидается именно его, и пожалел в этот момент, что не выбрал окружной дороги через имение.
Однако возвращаться уже было поздно. Граф встал и протянул ему руку, натянуто усмехнувшись при этом.
— Я хотел с паном поговорить, — начал он, — думаю, понятно о чем.
Матей слегка пожал плечами и с нескрываемой недоброжелательностью посмотрел ему в глаза.
— О чем же нам говорить?
— Просто поговорить, сложившаяся ситуация… которая… о которой…
— Извините, пани графиня вызвала на завтра адвоката. О наших делах мы будем говорить в его присутствии.
Граф кивнул головой:
— Разумеется.
— Так что еще?
— О, вы не думайте, что я не понимаю, что я ваш должник. Но не я же виновник случившегося. Я надеюсь, что вы хотя бы объективно признаете, что моей вины в этом нет?
— Охотно признаю.
— А создается впечатление, что у вас ко мне неприязнь, для меня это крайне неприятно, ведь раньше мы были друзьями, вместе учились и, если мне не изменяет память, называли друг друга по имени.
Матей, усмехнувшись, едко проговорил:
— О, так вот о чем вспомнил пан?!
— Я не забывал об этом никогда, — уверял Гого, делая вид, что не заметил иронии. — Правда, это давние времена, и, вне всякого сомнения, такая детская или юношеская дружба должна пройти или претерпеть изменения. Но я не вижу причин, чтобы при каких-либо… пусть даже и в данных обстоятельствах вместо дружбы возникла антипатия и вражда.
— Вообще, — спокойно ответил Матей, — это можно приписать одной из сторон. По крайней мере, вначале.
— Как это следует понимать? Я могу привести доказательства своей доброжелательности.
— О да, пан демонстрирует явную доброжелательность, но я, с некоторых пор, питаю к пану откровенную неприязнь.
