Роджер стоял рядом и говорил дрожащим голосом, несмотря на кажущееся самообладание:
— …люблю тебя, Кейт, как не любил еще никого и никогда, как не любил самого себя. Стань моей! Ты не будешь моей женой — ты будешь моей королевой… Кейт! Заклинаю тебя, не отказывай… Это была бы моя смерть! Кейт! Скажи… скажи. Ты не оттолкнешь меня?
— Нет, Гого, — ответила она тихо.
От безграничного счастья у него перехватило дыхание. В первую минуту ему хотелось изо всех сил прижать ее к своей груди, но не хватило смелости. Она стояла перед ним такая светлая, стройная, с доброй и понимающей улыбкой, в которой светилась сердечная нежность. Ее волосы цвета золотистой соломы, спадающие локонами, придавали лицу девичье, почти детское выражение, а сапфировые глаза смотрели прямо, проникновенно и смело. И Роджер понял, что не напрасны были его слова: она действительно станет его королевой.
Кейт сама протянула ему обе руки. Роджер целовал их и шептал, шептал:
— Боже, как я счастлив! Кейт! Драгоценная моя! Единственная. Я осыплю тебя бриллиантами, цветами. Я поражу тобой весь мир, ослеплю его твоей красотой! Я, наверное, лопну от гордости, что у меня такая жена! Кейт! Я обожаю, преклоняюсь перед тобой.
— Паненка Кася! — послышался за ними срывающийся голос. — Вы здесь?
На балкон вбежала запыхавшаяся горничная Герта и прокричала:
— Скорее, паненка, Михалине снова сделалось плохо! Она едва дышит.
— Да-да, я уже иду, — ответила Кейт. — Извини, Гого, я должна сделать укол бедной Михалине.
Она быстро прошла через салон, где несколько пар танцевали куявяк, через анфиладу комнат в буфетную, в которой находилась аптечка. В последние дни ей приходилось заглядывать сюда часто. Старая добрая Михалина, в прошлом кормилица и нянька Гого, а сейчас ключница в имении, давно уже чувствовала сердечное недомогание.
В буфетной господствовали толчея и неразбериха. Один за другим вбегали лакеи со звенящими от стекла подносами. В большие кувшины наливали крюшон, оранжад; в хрустальные вазы укладывали фрукты и сладости. Здесь же пан Матей планировал размещение прибывающих гостей, обслуживающего персонала по комнатам и во флигель. Склоняясь над списком, ему приходилось отвлекаться всякий раз, чтобы распорядиться по поводу доставки новых свечей.
Пан Матей считался в имении приказчиком, но в действительности в Прудах выполнял множество разных функций: выдавал зарплату, совершал важные покупки, ездил в Познань для улаживания всевозможных дел в конторах, наблюдал за слугами в имении, а во время больших приемов становился кем-то вроде дворецкого, поскольку пани Матильда полностью доверяла ему. Пан Матей был сыном Михалины и молочным братом Роджера. Уже поэтому ему было обеспечено содержание в Прудах до конца жизни.
