— Боялся, что Васька не спит.
— Да ведь он ноне в Петуховку уехал покосы смотреть, к завтрему только и возвернется.
— Что же не сказала, я бы раньше пришел.
— Как же скажешь? Я днем‑то боюсь с тобой видеться, ну как узнают?
— А пусть! Жена ведь ты моя, хоть и бывшая.
— Да ведь у меня от него четверо…
Они ушли к дому, а Гордейка всю ночь караулил на углу проулка — а вдруг Васька приедет?
Петр возвращался после вторых петухов, опять задами. Гордейка видел, как над плетнями двигалась его курчавая голова. Гордейка побежал домой, чтобы опередить дядю, но они столкнулись у самых ворот.
— Что так рано встал? — спросил дядя.
— Не спится.
Потом, когда опять улеглись в сенях, Гордейка все‑таки предложил:
— Давай, когда надо, я Ваську‑то покараулю.
Петр ничего не ответил, долго раскуривал самокрутку, потом сказал:
— Нечего тебе в это дело мешаться.
А через несколько дней они вчетвером: отец, дядя Петр, Сашка и Гордейка — уехали на Воронке к Марьиной пустоши на покос.
Травы в этот год выдались хорошие, за два дня они вчетвером повалили всю пустошь и начали выкашивать в колках. Трава здесь жиже и мягче, косить легче да и прохладнее. За два дня на пустоши Гордейка с непривычки так вымотался, что теперь то и дело отдыхал. Отец с Сашкой уже обкосили свои колки и пришли помогать Гордейке. Втроем они быстро выкосили остатки, к тому времени и дядя Петр подошел, и они все отправились к реке. Там выкупались, Петр стал показывать Гордейке, как надо плавать, а отец с Сашкой поплыли к яру ловить раков. Они наловили полное ведро и, когда вернулись к балагану, развели костер.
Но сварить раков не успели: прискакал верхом на Васькином Гнедке засыпка Трофим.
— Эй, мужики, беда! — еще издали крикнул он. — Давай все в деревню, сход будет.
— А что случилось? — спросил отец, поднимаясь с земли.
— Война. Ерманец на Расею напал. Есаул Стариков приехал, сход собирает. Где тут Федька Квашня косит?
— А вот по этой тропке поедешь, за увалом по правую руку будет, — указал отец.
Трофим ускакал дальше, а отец пошел запрягать Воронка.
Когда они приехали в деревню, у поскотины собрались почти все ее жители. Есаул Стариков, при форме и шашке, стоял в ходке и объяснял, кто подлежит мобилизации в первую очередь. Брали сразу пять возрастов, мужики, которым надо было идти, стали гуртоваться возле ходка. Заголосили бабы.
Стариков, заметив Петра, подозвал его и сказал:
— А тебе, служивый, надо завтра отправляться в город и с первым же эшелоном к месту службы. Есть такой приказ: всем отпускникам вернуться немедленно.
