Рассказы | страница 47
Да, да — лично мне советская власть была глубоко до дна, но именно по той причине, что не оставляла людям никакого выбора. Или ты идешь на первомайскую демонстрацию, или тебя ведут под конвоем в тюрьму. Для таких, как я, как Гинтс, был только один путь — в тюрьму. Если, конечно, случится дожить до ареста. И все эти сказки про "беспартийных"… Для инквизиции нет "беспартийных". Кто не с ними, тот против них. Молчаливое животное смирение большинства, вот на чем держится всякая власть. И коммунизм был самой обыкновенной религией, со своими мучениками и со своими дьяволами. А от всякой религии, как насилия над личностью, меня тошнит. И поскольку мне было заранее известно собственное будущее, я не имел никаких претензий к существующему тогда строю. Я уже начинал осознавать, что подавляющее большинство жителей Земли жаждут духовного изнасилования. Поэтому, конкретно советская власть, как и всякая другая, — была мне абсолютно по хую. Я не собирался строить с ними корчагинские узкоколейки, как не собирался курочить эти узкоколейки с теми, кто придет им на смену.
Вот и Гинтс оказался братом моим по неверию. В гробу он видел все организованное, пусть даже и национально-патриотическое. У него была своя война.
Он жил на левом берегу Даугавы, в четырехквартирном коттедже. Охуевшая от его безумств мать заложила дверь, соединяющую их комнаты, кирпичной кладкой. Так что Гинтс входил и выходил из своей берлоги через окно. Сортир находился на улице. Комната его от пола до потолка была оклеена вырезками и фотографиями рок-групп, с подавляющим преобладанием мутных черно-белых
снимков и потрепанных журнальных постеров Сюзи Кватро — маленькой бас-гитаристки и вокалистки, которую он избрал "дамой своего сердца". Местами, поверх картинок, обнаруживались надписи на латышском. Гинтс утверждал, что это строчки из гимна латышских легионеров "SS". На полу лежала широченная кровать без ножек. Две немецкие каски вместо "пуфиков". Бабинный магнитофон с двумя колонками. Гора пленок к нему. Шторы на окне в виде национального латышского флага. Банка с окурками. И все.
Одевался он зимой и летом практически одинаково. Сильно тертые джинсы. Черная футболка. Серый вермахтовский китель без знаков различия, как пиджак. На ногах — американские десантные берцы времен Второй Мировой, приобретенные на болдерайской барахолке. Зимой Гинтс обматывал шею длинным вязаным шарфом, застегивался на все пуговицы и поднимал воротник кителя.