— Шагули, спой мне песню своего детства…
Пакистанец садится на мою кровать под окном, облокачивается на мои согнутые в коленях ноги и начинает тихо, мягким голосом петь грустную, очень грустную, долгую индийскую песню. Я не знаю, о чём в ней поётся, но душа говорит, что песня эта сложена человеком, которому тоже было очень хуёво…
Наступает вечер.
А ещё весной бывает пасха.
— Ай нот исламик! Я не исламик, ибать-колотить! — темпераментный пакистанец вскочил и выговаривал это прямо Юрику в лицо, несколько испуганное, надо заметить, лицо.
Около получаса до этого эмоционального всплеска Юрик, гундося как митрополит, разъяснял пакистанцу на тему пасхи, что оно такое, когда и как отмечается и, вообще, зачем. Объяснял путано, много выдумывал, но полагал, что для нерусского сойдет. Потом Юрику показалось, что Шагули его совсем не понимает, а кивает ему, как дурачку, из жалости. И он бросил в сердцах что-то вроде: «Да вам, мусульманам, всё одно, что пасха, что седьмое ноября!»
Шагули понял. И вспыхнул.
— Андре, братиська, я не исламик! Мой мама индиан и кристиан, мой папа бога нет… Какоя исламик, какоя муслим?
— Успокойся, Шагули. Просто в России думают, что в Пакистане все муслим.
Юрик тоже почувствовал себя неловко и, извиняясь, положил руку на плечо возмущённому. Шагули немедленно сбросил руку с плеча.
— Андре, братиська, я хочу кристиан! Ес, я сижу призон Россия и хочу кристиан!
— Шагули, — я даже растерялся, — ты хочешь стать христианином? То есть, креститься?
— Ес, да, кристиан! — очевидно, пакистанца замкнуло.
Как мог, я объяснил ему, что сам обряд крещения — это просто такое шоу для особо впечатлительных, своего рода кодировка. А если он хочет стать последователем учения Иисуса… «Ес, Исса!» — шумно отреагировал Шагули. Если он хочет стать настоящим последователем учения Иисуса, то он должен отречься от земной жизни и тупо сдохнуть, желательно, мучительной смертью. Ради чего — так пока и не выяснено.
— Тьто есть «отреться»? — уточнял детали пакистанец.
— Баб не ебать, чарс не курить, «Блестящих» не слушать, телевизор не смотреть.
— Чарс не смокинг?!
— Ноу.
— «Блесьтясие» ноу?!
— Ноу.
— Не ибать, не колотить?!
— Ноу.
— Тотьно пизьдець… Давай, братиська, шоу!
Шоу так шоу.
Набрав полный тазик водопроводной воды, я трижды окунул туда пакистанца. Арифметик, в высоком, как у мультяшного звездочёта, колпаке из газеты «Московская правда», прочёл над окунутым стихотворение Блока, где про ночь, аптеку и фонарь. Из двух спичек, перевязанных ниткой, был сооружён крестик и тут же вручен по назначению. Осталось сочинить для нового человека новое имя.
