Рассвело. И вот при свете обнаружил я адресованную мне записку, аккуратно подложенную под кнопку дверного звонка. «Андрюха! Телеграмму получили после приземления. Приезжай вот сюда. Ник».
И подробно вычерченный карандашом алгоритм обнаружения того места, где пребывал Король ритмичного подполья. Общага Дальневосточного госуниверситета. Берег Уссурийского залива. Стая одичавших собак возле входа. В ноль пьяная вахтёрша. Третий этаж. Выбитый дверной замок. Комната четверокурсниц биофака — Марины и Яны. С ночи, как с прошлой жизни, невменяемый Ник приподнимает опухшую харю над подушкой и хрипло рычит:
— Литл?! Витька, вставай, Литл приехал! Шило есть?
— Ко мне заезжал? — это очнувшийся Витька.
— Заезжал. Хули тут, всё рядом.
— Значит, есть.
То было несколько лет назад, когда Фидель ещё не лежал в холодильнике, а Рауль ещё не переключился с кокаинового трафика на непосредственное руководство Островом.
Казахи отмечали Навруз. На всю Кубу казахов насчитывалось восемь человек. Но, несмотря на малочисленность представителей этого древнего этноса, торжества — если уместен такой термин — проводились при непосредственном участии государства.
Распоряжением вечно революционного правительства на небольшой гаванской площади, недалеко от памятника Джону Леннону — да! металлический Джон сидит на металлической парковой скамейке, а из под его подошв вытекает припев «Имейджен» — так вот возле «Представь себе» смастерили шатёрчик, раздали присутствующим яркие бейджики с изображением казахского и кубинского флагов, и начали отмечать.
У кубинцев всё праздник. Уличный гитарист с адски хриплой вокалисткой — праздник, Фидель речь держит — тоже праздник. Ритмичные люди. Поставь кассетник на мостовую — и через пять минут получишь танцплощадку сотни в полторы веселящихся островитян. Все подпрыгивают темпераментно, девки чёрные точёными задницами подмахивают, мачо очами постреливают, казахи тоже пританцовывают — ром негро вечерним солнцем в крови полыхает.
Навруз.
Так принято — на всякое мероприятие является какой-нибудь известный кубинец. Чтоб приятно людям было, чтоб значимость свою люди ощутили. Да и вообще… Праздник же.
Сигары без маркировки — самокатные, как положено, скрученные на обширной ляжке мулатки лет пятидесяти. Пот, дым шаманский, жарища, ром.
И Теофило Стивенсон.
Чёрт! Тот самый Теофило Стивенсон, который в супертяжёлом всё возможное на ринге выколотил — и медали, и престиж, и челюсти соперников. Знаменитая кубинская школа. В каждом московском дворе знали пацаны, кто такой Чёрный Теофило! Ну, разве что Юра Желтиков не знал — так он с девчонками через скакалку прыгал.
