Я пьян и, сгорбившись, сижу в метро. От движения поезда меня бросает в разные стороны, и только надпись «Мэнор-Хаус», которую я вижу, когда мы подъезжаем к моей станции, заставляет меня на секунду сосредоточиться. Я выхожу, пошатываясь, на улицу и мысленно благодарю за хорошее поведение эскалатор, который дал моим ногам возможность передохнуть, доставив меня наверх.
И тут происходит нечто омерзительное.
Извините, мне нужно поменять пленку… Вот теперь все в порядке. Вы говорите, омерзительное?
Да, просто омерзительное. Я медленно, но верно бреду домой, держа в одной руке банку пива, в другой — «дипломат», и смотрю на ноги, которые, заплетаясь, шагают по тротуару. Я хочу сократить путь и потому иду через микрорайон, застроенный муниципальными домами.
Не люблю этот маршрут, а Сэм им вообще никогда не ходит, предпочитает круговой — но не потому, что здесь обитают бедняки. Мы не снобы. Нам просто не нравится, что у ворот вечно тусуются шумные юнцы, по улице с ревом проносятся автомобили, а из окон выглядывают подростки.
Время от времени кто-нибудь избавляется от машины, оставив ее на обочине, и она стоит, заброшенная, легкая добыча для стервятников в одежде от Томми Хилфигера. Сперва исчезают колпаки, на следующее утро оказывается разбитым боковое стекло, а через день «фомкой» взламывают багажник. И все это время мимо спешат люди вроде меня. Они рады, что могут сократить путь, однако торопятся попасть под надежный кров собственного жилища.
В дневные часы, по дороге на службу и обратно, я стараюсь быстрее проскочить это место, надеясь, что банды подростков не прервут болтовню, чтобы поглазеть на меня. Я всегда закуриваю только после того, как дойду до конца дороги, — не хочу, чтобы кто-нибудь из них попросил сигарету. По убеждениям я либерал и сочувствую этим людям, их убожеству, меня возмущают ублюдки, которые делают их жизнь еще гаже, но всегда, когда иду через эти трущобы, чувство самосохранения заставляет меня прибавить шаг.
Сегодня вечером район представляет собой пейзаж в мрачно-серых тонах. Безжалостный моросящий дождь только усиливает впечатление. Время позднее, значит, подростки уже в постели или где-нибудь грабят стариков. Я совершенно один.
Хотя на самом деле нет.
Я отвлекаюсь от гипнотического движения своих ног и вижу человека, который направляется ко мне. Он же видит пьяного, который еле тащится по улице, изо всех сил стараясь идти прямо, и который похож на Феликса Картера, только жалкого и толстого. Он видит жертву.
