Настя | страница 10



— Давайте! — подхватила Румянцева. — Я семь часов тряслась в вагоне не для того, чтобы грустить!

— Александра Владимировна просто устала, — потушил сигару отец Андрей.

— Я прекрасно понимаю материнское чувство, — заворочался толстый, лысый, похожий на майского жука Мамут.

— Голубушка, Александра Владимировна, не думайте о плохом, умоляю вас! — прижал руки к груди пучеглазый крупнолицый Румянцев. — В такой день грешно печалиться!

— Сашенька, думайте о хорошем! — улыбнулась Румянцева.

— Мы все вас умоляем! — подмигнул Лев Ильич.

— Мы все вам приказываем! — проговорила огненноволосая, усыпанная веснушками Ариша.

Все засмеялись. Павлушка с понурым, опухшим от слез лицом наполнял бокалы.

Саблина облегченно засмеялась, вздохнула, качнула головой.

— Je ne sais ce qui me prit…

— Это пройдет, радость моя. — Саблин поцеловал ее руку, поднял бокал. — Господа, я ненавижу говорить тосты. А посему — я пью за преодоление пределов! Я рад, если вы присоединитесь!

— Avec plaisir! — воскликнула Румянцева.

— Присоединяемся! — поднял бокал Румянцев.

— Совершенно! — тряхнул брылами Мамут.

Бокалы сошлись, зазвенели.

— Нет, нет, нет… — затрясла головой Саблина. — Сережа… мне плохо… нет, нет, нет…

— Ну, Сашенька, ну, голубушка наша… — надула губы Румянцева, но Саблин властно поднял руку:

— Silence!

Все стихли. Он поставил недопитый бокал на стол, внимательно посмотрел на жену.

— Что — плохо?

— Нет, нет, нет, нет… — быстро трясла она головой.

— Что — нет?

— Мне плохо, Сережа…

— Что — плохо?

— Плохо… плохо, плохо, плохо…

Саблин резко и сильно ударил ее по щеке:

— Что тебе плохо?

Она закрыла лицо руками.

— Что тебе плохо, гадина?

Тишина повисла в столовой. Павлушка горбато замер с бутылкой в руке. Савелий стоял с обреченно-непонимающим лицом.

— Посмотри на нас!

Саблина окаменела. Саблин наклонился к ней и произнес, словно вырезая каждое слово толстым ножом:

— Посмотри. На нас. Свинья.

Она отняла руки от лица и обвела собравшихся как бы усохшими глазами.

— Что ты видишь?

— Лю… дей.

— Еще что видишь?

— На… стю.

— И почему тебе плохо?

Саблина молчала, вперясь в Настино колено.

— Не стоит так откровенно не любить нас, Александра Владимировна, — тяжело проговорил Мамут.

— Хотя бы учитесь скрывать свою ненависть, Сашенька, — нервно усмехнулась Румянцева.

— Поздновато, — глядела исподлобья Арина. — В сорок-то лет.

— Ненависть разрушительна для души, — хрустнул пальцами отец Андрей. — Ненавидящий страдает сильнее ненавидимых.

— Как это все глупо… — грустно покачал головой Румянцев.